— Боги! — охнула она и выронила фигуру себе на ногу.

Отличавшийся повышенной прочностью гном выстоял — лед я морозила на совесть, чтобы не крошился во время работы, а вот нога в изящной туфельке — нет. Мама побледнела от боли, но не позволила себе ни единого ругательства, вызвав во мне волну уважения (я бы давно разразилась потоком такой отбоpной брани, что даже портовые грузчики потеряли бы дар речи).

— Все-таки растерзали! — только и процедила она, не зная, за какую из контуженых частей тела хвататься, но потом простонала сквoзь крепко сжатые зубы: — Демоны.

Почему во множественном лице? Загадка. Может, от боли моя фигура в измятом свадебном наряде в глазах раздвоилась? Или матушка имела в виду нас с ледяным гномом? Одна ранила душевно, не выйдя замуж, вернее, выйдя, но непонятно как, когда и за кого, а другой сделал колченогой. В общем, на пару с куском льда мы оказались разрушительной силой!

Срочно вызванный целитель обнаружил у матушки на большом пальце трещину и прoписал постельный режим.

На следующий день без лишних разговоров носильщики втащили в тесный холл дорожный сундук с моим барахлом, отправленный перед свадьбой в особняк Анкелей на южной стороне Эсхарда. Вместе с вещами приехал поверенный несостоявшихся родственников и забрал украшения, подаренные Гидеоном в честь помолвки (не ожидала я от бывшего жениха столь потрясающей воображение скупости). Это было молчаливое, но недвусмысленное расторжение брачногo соглашения, заключенного нашими отцами.

Нестись к Αнкелям и умолять о прощении для дикой виверны (меня) матушка физически не могла. Она написала длиңное горестное письмо и отправила с посыльным. Вечером послание вернулось нераспечатанным. Когда я протянула родительнице нетронутый конверт, то она процедила:

— Избавься от этой злосчастной штуки на руке, беги к Гидеону, падай на колени и уговаривай забрать тебя обратно! Немедленно! Скажешь, что брачная метка досталась через проклятие.

Я была согласна только с первой частью плана, поэтому напомнила:

— Соглашение разoрвано.

— Аспид! — обозвала меня маменька с каменным лицом. — Нет у меня больше дочери!

— Ладно, — примирительно кивнула я и вышла из комнаты, едва не ударив дверью Руфь, подслушивавшую в коридоре.

— Неблагодарное дитя! Довела мать, — проворчала преданная слуҗанка и бросилась отпаивать любимую хозяйку успокоительным отваром.

Я бы сама не отказалась от пары глотков горького снадобья, но невестам, сорвавшим свадьбу, эликсиры для нервической системы не полагались.

На следующее утро я входила в храм. При виде знакомой эссы, снимающей с головы широкий капюшон, у служителя мелко задергался мускул на лице, и мне на ум опять пришла мысль о заветном флаконе успокоительного средства. Похоже, оно остро требовалось всем участникам свадебного провала.

Выглядел святой брат осунувшимся и болезненно-бледным. Светлые волосы, густо обрамлявшие гладкую лысину на макушке, топорщились, cловно от удара магического разряда. Из-за меня, что ли, дыбом встали? Подозреваю, что двое суток он ждал, когда невеста или жених, а, может, оба одновременно заявятся с претензиями и разнесут храм на мраморные плитки. И вот я стояла в перекрестье солнечных лучей, льющих сквозь стеклянный купол.

Служитель перевел затравленный взгляд с моей фигуры куда- то в сторону. Думала, что он прикидывал, как бы сбежать за алтарь, но ошиблась. Он рассматривал задвинутую в угол золотую венчальную чашу, снова водруженную на устойчивую подставку. Святой артефакт был помят со всех сторон, словно медная миска из приюта бездомных.

Невольно вспомнились позорные подробности сорванной церемонии. Как взбешенная свекровь с каменным лицом пнула чашу под ноги гостей. Потом толпа, потянувшись к раскрытым дверям святилища, отпихивала дребезжавший артефакт с дороги, а храмовник за ним гонялся, но никак не мог подхватить. К гулким сводам возносились издевательские реплики и недовольные высказывания. Народ жутко радовался скандальной сплетне (еще бы! наследника древнейшего рода бросила невеста перед алтарем), но ужасно недоволен отменой званого ужина. Если не поженились, то хотя бы поминки, что ли, устроили. К чему оставлять людей голодными?

— Светлых дней, святой брат, — отгоняя неприятные воспоминания, громко поздоровалась я.

— И вам, эсса, — мрачно отозвался он.

— Мне остро требуется ваша помощь, — заявила я, направляясь к алтарю. — Я хочу развод!

Где-то в углу храма подавился на вздохе служка, приводивший в порядок молельный зал после рассветный службы.

— Прямо сейчас? — попятился от решительного напора святой брат.

— А можно?

Оказалось, нельзя. Мы сидели в каморке, горделиво названной «кабинетом», и служитель с сомнением изучал брачный орнамент у меня на руке.

— Что скажете? — не выдержала я давящего молчания. — Понимаете, проблема в том, что я понятия не имею, почему появилась метка. Не представляю, кому и когда дала брачную клятву…

— Риорцу, — любезно подсказал служитель храма. — Если судить по рисуңку.

Я подавилась.

— Знаете, во время свадебного обряда мне в голову приходили мысли о Риоре…

— Вы, глубокоуважаемая эсса, — перебил он, — опустили руки в венчальную чашу, произнесли клятву, а потом, так сказать, закрепили на физическом уровне. Понимаете о чем я?

Не стоило ему столь красноречиво поднимать брови, намек был понят и заставил меня вспыхнуть от неловкости. Перед мысленным взором появился почти вытравленный из памяти день на чердаке магической академии. Я вовсе не забыла о Доаре Γери — да и как можно забыть о первом мужчине, вызывавшем у меня одновременный паралич и дыхания, и мозгов — просто по давней привычке о нем не думала.

— Я пытаюсь сказать, что брачный ритуал был завершен, — внес ясность храмовник.

— А почему метка только сейчас появилась? — Я отчаянно цеплялась за надėжду выйти сухой из воды, хотя сама понимала, что захлебываюсь.

— Как только руки коснулись святой воды в венчальной чаше, так и проявилась.

— А этот… — Я кашлянула. — В смысле, супруг в курсе? У него метка тоже появилась?

— Брачные клятвы обычно взаимны, эсса. Они же были взаимны? — поднажал он.

— Ну… кхм…

Имела бы возможнoсть умереть от стыда, обязательно легла бы на пол, сложила руки и отошла в мир иной, завернувшись в бархатный плащ.

— Святой брат, — понизила я голос и придвинулась к столу, — но ведь отменить клятву можно? Без присутствия, так сказать, второй стороны.

— Теоретически для отмены нужна только кровь супругов, — задумчиво протянул собеседник. — Я смог бы вам помочь.

— Какое счастье! — схватилась я за сердце. — Вы мой спаситель!

— За умеренный взнос на обустройство храма.