аббатский зал, в котором была галерея менестрелей, он был не менее великолепен, чем другие помещения.

Елизавета осторожно легла на соломенный тюфяк, мать подоткнула простыню. Неподалеку от нее уже спала Мария, ее светлые кудряшки разметались по подушке. Королева тем временем попросила кормилицу помочь ей управиться с пуговицами, сняла платье, оставшись в одной сорочке, и забралась в большую кровать.

Кормилица выдвинула из-под нее низенькую кровать на колесиках и улеглась, прижимая к себе Сесилию.

– Матушка, что происходит? – приглушенным голосом спросила Елизавета.

– Спите, Бесси. Расскажу вам все утром. Я очень устала.

Вскоре комната наполнилась звуками ровного дыхания и сопением младенца, однако Елизавета лежала без сна и размышляла, стараясь отогнать от себя тревогу по поводу странных событий этой ночи и их значения.

Сколько себя помнила, Елизавета знала, что она важна. Ей было около пяти лет; старшая дочь блистательного короля и красавицы-королевы, девочка жила в великолепных дворцах, как принцесса из сказки. Ее назвали Елизаветой в честь матери, которая часто носила украшенную драгоценными камнями брошь, подаренную ей отцом в день рождения дочери. В обычных обстоятельствах мать оставалась для Елизаветы далекой фигурой, грациозной богиней, сидевшей на троне и иногда спускавшейся в детскую в облаке цветочного аромата, шурша волшебными дамастовыми юбками; шея у нее была как у лебедя, ее красоту подчеркивали подбритая линия волос и покрытый вуалью геннин[3].

Мать была величественна и неприступна, а отец был веселым, высоким и жизнерадостным человеком с блестящими глазами и заразительным смехом, за которым скрывалась чуткая наблюдательность. Он был самым прекрасным мужчиной в мире, и все обожали его, особенно дети. Двор отца славился великолепием, при нем обретались важные лорды и леди, приезжали гости со всех концов земли. Елизавета часто чувствовала, что раздувается от гордости за своего сильного и могущественного отца. Теперь она сомневалась, вернется ли он когда-нибудь на свой трон. Увидит ли она его еще хоть раз? Где он?

Повседневным миром для Елизаветы был вовсе не роскошный отцовский двор, а детские покои во дворце Шин, где властвовала добрая пышнотелая леди Бернерс, которая без особых усилий командовала детьми и их няньками, качальщицами колыбелей и домашними слугами. Как дочь короля, личность которого была священна и который был поставлен Богом править Англией, Елизавету регулярно наставляли в хороших манерах и предупреждали об опасности греха и непослушания велениям Неба. Она всегда очень старалась быть хорошей и заработать одобрительную улыбку леди Бернерс.

Эта добрая женщина лучилась от радости, видя, как ее воспитанница опекает младших сестер, которых Елизавета обожала. Когда девочка не стояла на коленях у колыбели Сесилии, укачивая ее, они с Марией бегали по дворцу, играли в мяч или в жмурки во дворе, а иногда, стоя в эркере, наблюдали, как по Темзе проплывают лодки, и вытягивали шею, чтобы хоть краешком глаза увидеть любимую резиденцию отца – дворец Вестминстер, располагавшийся немного выше по реке.

Эмблема короля – солнце в сиянии – выделялась среди других геральдических знаков: антилоп, лебедей, сердец и львов, которые украшали парадные залы во дворце Шин.

– Ты знаешь, что однажды перед битвой отец увидел в небе три солнца? – говорила Елизавета разинувшей рот Марии. – Это было доброе знамение, и он выиграл сражение.

Ритм жизни в течение года был давно и прочно установлен так же, как безыскусная вера детей в Бога: каждый день домашний священник приходил учить девочек катехизису и объяснял им смысл написанного и нарисованного в Псалтыри. В праздничные и святые дни они делали приношения в храме во время мессы, в Великий пост постились, в Великий четверг раздавали дары беднякам, в Страстную пятницу ползли на коленях к кресту, а в Новый год получали подарки на Йолетид[4]. В Двенадцатую ночь им позволяли вместе со всеми участвовать в торжествах и праздничных застольях при дворе, особый восторг у детей вызывали озорные выходки Князя беспорядка. Вспоминая их, Елизавета закрыла глаза и помолилась Господу, чтобы Он позволил ей вернуться к прежней приятной жизни. «Отправь отца домой», – попросила она.

Поездки ко двору были для Елизаветы лучшим событием в году, однако, к их с Марией обоюдному разочарованию, обеих сестер вызывали туда только по случаю праздников или официальных визитов, когда королю было угодно показывать своих дочерей гостям. В таких случаях девочки присоединялись к свите матери и наслаждались редким счастьем – она сама учила их хорошим манерам, музыке, пению, танцам, вышиванию и всему прочему, что было необходимо для того, чтобы сделать принцесс украшением двора, как она выражалась.

Мать строго требовала от дочерей соблюдения придворного этикета: однажды Елизавета видела, как та очень долго продержала стоящей перед собой на коленях бабушку Риверс. Девочка упивалась тем, что является центром внимания при дворе и ее наряжают в миниатюрные копии роскошных платьев королевы, она уже умела ловко управляться с длинными шлейфами.

Но больше всего Елизавета любила проводить время с родителями. Ее научили выражать по отношению к ним высочайшее почтение, не только потому, что они – король с королевой и превосходят величием всех, но также и по той простой причине, что дети должны быть почтительными, слушаться и уважать своих отца и мать, оставаясь в неоплатном долгу перед ними всю жизнь. Ей следует приветствовать их реверансом, ждать, пока с нею заговорят, прежде чем обратиться к ним, и вести себя в их присутствии достойно. Хотя отец обычно отставлял в сторону формальности, поднимал дочерей на руки, кружил и целовал. Он находил время поговорить с ними об их детских проблемах и поиграть в игры. Мать же, казалось, была больше озабочена тем, чтобы они вели себя как подобает. Она не позволяла своим дамам суетиться вокруг дочерей, чтобы те не избаловались, но всегда хотела для них лучшего, что, по словам леди Бернерс, было самым важным качеством хорошей матери.

С болью в сердце вспомнила Елизавета, как вечерами при дворе, прежде чем лечь спать, они с Марией вставали на колени перед родителями и просили у них благословения, которое им всегда давали с радостью, отчего она чувствовала себя любимой и защищенной. Елизавете давно уже хотелось постоянно жить при дворе. Теперь же она сомневалась, доведется ли ей попасть туда еще хотя бы раз.

Уснуть не удавалось. Лежа в постели, девочка перебирала в уме события последних недель, которые предшествовали бегству в святилище, и вспомнила разговор слуг, случайно подслушанный, когда однажды жарким днем она играла в саду Шина.

– Уорик ненавидит королеву, и если ребенок, которого она носит, снова окажется девочкой, я