– Лезь наверх.

Яцков подошел к краю крыши и испугался:

– Как?

– По трубе. Лезь, лезь…

Прихватив чужую винтовку и подпихивая Яцкова в спину ножом, Осокин взобрался следом за ним на крышу четырехэтажного дома…

– Люд, ну, можно, я поиграю на компьютере? – с ноющей интонацией спросил Тимка, стоя в дверях кухни. – Выучил я уроки. Там учить нечего.

– Тебе спать пора, а ты еще не ужинал, – строго сказала Люда, сосредоточенно переворачивая котлеты.

Она твердо была намерена взяться за воспитание Тимки, который в очередной раз создал проблему: Люду вызывает его классная руководительница. Господи, как она боится этих сухих с потухшими глазами людей – учителей! А где время брать, чтобы ходить в школу как на работу? Тимка не хулиган, нет, он обычный ребенок: немного непоседливый, немного фантазер, немного врунишка, чуточку подлиза. Зато способности к учебе у него выше средних, эти способности плюс неуемная любознательность и создают ненужные проблемы. Люда подозревала, что классная невзлюбила Тимку, но он должен уметь налаживать контакты, в современном мире это необходимо, поэтому Люда больше спуску ему не даст. Раз вызывают, значит, виноват, следовательно, никаких развлечений, никаких компьютеров неделю! И она его заставит полы в доме вымыть. И еще что-нибудь придумает. А предварительно поищет в книгах о воспитании советы, по этой части опыта у нее нет.

– Ну, хоть полчасика, а? – канючил Тимка.

– Нет! – была непреклонна Людмила.

– Я ничего плохого не делал, честное слово. Ну, пятнадцать минут…

С улицы послышались жуткие женские крики, резкие мужские голоса – что-то случилось. Люда бросилась к окну, а Тима, как обезьянка, запрыгнул на табуретку, затем на подоконник, открыл форточку и высунул голову наружу.

– Что там? – спросила Люда. – Ничего не вижу.

– Толпа, – доложил Тимка. – Бегают чего-то.

– Слезай, простудишься. Ужин готов, иди мой руки.

– А можно, я после ужина…

– Нельзя! – не дослушав, отрезала Люда, тряхнув рыжей челкой.

Тима вздохнул и поплелся в ванную.

* * *

Нелепо смотрелся на асфальте человек в дорогом и светлом костюме – пятидесятишестилетний Фисун. Голова его сейчас находилась на коленях последней, а точнее, очередной жены. Не каприз уложил Фисуна на асфальт (кстати, он славится капризами), а пуля, обычная пуля. Он не верил, что его огромное тело убьет маленькая пуля, он собирался жить вечно. Фисун стонал:

– Больно… Сделайте что-нибудь… Заткнись, дура.

«Дура» – это его жена Марьяна – неопределенного возраста, ведь полнота молодых женщин довольно сильно старит, слегка вульгарная, слегка строптивая, слегка душечка и очень аппетитная женщина – рыдала в голос, зажимая шарфиком рану чуть пониже плеча мужа. Приказ заткнуться она исполнила мгновенно, Фисун любит послушание. Охранники звонили по мобилам, носились вокруг, не соображая, откуда произведен выстрел.

Собственно, выстрела не слышал никто. Фисун, выйдя из автомобиля, который едва поместился на узенькой улочке, повернулся к охране отдать последние приказы. Внезапно он вздрогнул всем телом, замер и стал заваливаться с перекошенным от боли лицом, беспомощно хватая руками воздух, словно слепой, ищущий опору. Охранники не сразу поняли, что кто-то выстрелил в Фисуна. Они сначала попытались удержать его на ногах, потом внести в дом, предполагая, что у патрона сердечный приступ. Ну-ка, столько коньяка с водкой выпить и жрать все без разбору – никакое сердце не выдержит. Его подхватили… да куда там, тащить на руках тушу сто пятьдесят кэгэ… Такое не под силу и шестерым атлантам, а охранников всего двое. Правда, еще и водитель помогал. Не справились, уложили Фисуна на асфальт рядом с новенькой машиной, загородившей улицу, расстегнули пиджак… Только после этого заметили густое алое пятно на голубой рубашке и догадались о его происхождении.

Милиция приехала раньше медицины. Один за другим выпрыгнули из двух машин человек пятнадцать, одетые в стиле милитари, рассредоточились по улице, забежали в подъезды. Со стороны выглядело вроде как учения идут или террористов ловят. Но Фисун – это топливо во всех его видах, а топливо – это валюта всех народов, а валюта – это сила. Таким образом, стреляли не просто в сто пятьдесят кэгэ живого веса, а в силу, стреляли в топливо и валюту, отсюда отношение к Фисуну особое.

Приехала «скорая». Фисун был жив и в сознании, шептал, глядя в небо:

– Умираю… Помогите, сволочи… бабками засыплю…

Конечно, ему не хотелось умирать (при таких доходах есть желание прожить три-четыре жизни). Человек семь переложили его на носилки, чтобы потом погрузить тело в машину «Скорой помощи».

Как некий персонаж не из этой оперы появился неторопливый прохожий, выруливший из переулка, – молодой человек лет двадцати пяти, невысокий, стройный, согнувшийся под тяжестью аккордеона на плечах. Проходя мимо «Скорой», он замедлил шаг, остановился, глядя на суету. Его толкнул омоновец:

– Проваливай!

– А что тут? – спросил Осокин (это был, конечно, он).

– Проваливай, я сказал! – наступал омоновец.

Осокин поправил ремни аккордеона, обошел группу, запихивающую носилки с Фисуном в машину, проследовал мимо вопящей и заламывающей руки жены топливного магната и зашагал прочь. Улица пуста, а «Скорой» не развернуться никак – она «топталась» на месте, визжа тормозами, шурша шинами, рискуя врезаться в стены домов по обеим сторонам…

Георг Ипсиланти практически не слышал стенаний безутешной без пяти минут вдовы без пяти минут убиенного, не видел суету множества людей. Почесывая короткую бородку, он рассматривал окна домов напротив, а те словно висели во мраке, невинно светясь ярким электрическим светом.

Есть в этих на первый взгляд мирных окнах некая затаившаяся угроза, некая опасная материя, которая в самый неожиданный момент удивит тебя враждебной изнанкой, например, выстрелом в лоб. В том-то и дело: удивиться всегда успеешь, но не успеешь сделать ответное движение. Откуда-то оттуда, из мирного окошка, произвели выстрел, но узнать, откуда стреляли, сейчас невозможно. Только когда приблизительно вычислят траекторию полета пули и узнают, под каким углом она вошла в тело, только тогда – опять же приблизительно – определятся квартиры, где предположительно находился убийца. И тогда появятся подозреваемые или соучастники, или свидетели. Возможно, кто-то сейчас смотрит вниз из желтого окна на суету множества людей и ухмыляется. Но попробуй докажи, что именно из той квартиры стреляли, докажи, что именно эти люди пустили убийцу или сами взяли в руки ствол…

Взвизгнула в последний раз на развороте тормозами «Скорая» и умчалась наконец, включив сирену. На ее место, но с другой стороны примчалась легковая, из нее вышел и направился к Ипсиланти, сохраняя этакий ответственный вид, Краснов – заместитель прокурора. У Ипсиланти возникло подозрение, что сюда сейчас съедутся вся прокуратура, ФСБ, милиция и бог весть еще какие службы. Многим смерть Фисуна как манна небесная, для немногих – крах.