с детского сада знает: кукла с круглыми глазами – это Катя. Тупенько, но симпатично. Неважно, что прочла в жизни три книжки – букварь, синюю и третью, зато глаза! Тут я себя одернул: все-таки в библиотеку ходит, и не в сельскую, а в универе, значит, могла прочитать даже пять книг, а то и вообще десять. Ей бы какую-нибудь по психологии прочесть, где черным по белому написано: не лезь к спящему человеку. Но нельзя требовать от людей невозможного.

Вечером ко мне домой приволокся Водовоз. С порога занудил:

– Ты в своем свинарнике убираться не пробовал? Хотя бы иногда.

– Закрой рот или стартуй отсюда, – предложил я ему на выбор.

Разумеется, он никуда не делся, а деловито расчистил себе место на диване и принялся рассказывать, как звал Ирку за город, но она отказалась.

– Кончай за ней бегать, у тебя ничего не получится.

– Откуда ты знаешь…

– Водовозов, зачем тебе это? Хочешь, я тебе сейчас девку найду, а завтра утром пошлешь ее подальше с чистой совестью?

– О боже, – закатил глаза Витенька, – о чем говорить с человеком, который любовь видел только в кино?

– Это ты зря. Я такие фильмы не смотрю.

Нет, когда-то я, разумеется, верил в любовь. Как чуть раньше – в Деда Мороза, Бабу-ягу и еще кучу всякой чепухи. Верил, ждал и думал, что у меня-то уж точно будет. Любовь, не Баба-яга. Только не случилось. А глядя на Водовозова, можно сказать, что и повезло. Уж больно он мучился.

– Громов, давай нажремся? – предложил Водовоз.

Предложение было неожиданное – все-таки Витек предпочитал выпивать в более культурной компании, но, видимо, сегодня Ирка окончательно расшатала его психику.

– Давай, – согласился я. – Только у меня нечего. Дай денег – схожу куплю.

– Сходим, – поправил меня Водовоз, – знаю я тебя, купишь какую-нибудь дрянь.

– Жрут именно дрянь, – просветил я его. – Решил нажраться – нажирайся.

Но он все равно потащился со мной. На улице было мерзко – начался дождь, смешанный со снегом. Валилось все это с неба, мокрое и противное, хлюпало под ногами. В магазине у самого дома мне алкоголь не продавали. Да, вот так вышло, всем продавали, а мне нет. И Водовозу теперь тоже – нет. Видели его со мной. Хотя я их вполне понимал. Но из-за этого сейчас пришлось идти к остановке.

Водовоз зашел в магазин, а я ждал его на крыльце. Ждал долго, потому что Витек что попало не ел. На часть продуктов у него была аллергия, а часть он считал едой ниже своего достоинства. Поэтому копался он там сто лет, за это время у меня успели промокнуть кроссовки и уши замерзли, несмотря на то что я предусмотрительно напялил капюшон. Ненавижу осень. Когда мы отходили в сторону двора, мне показалось, что вижу кого-то знакомого. Краем глаза. Внимания обращать не стал – хотелось уже вернуться в тепло.

Во дворе выяснилось, что я не ошибся, – меня громко окликнули. Я повернулся.

– Ты долго будешь еще телиться, студент?

«Эти» были втроем. Одного из них я знал – он тоже тогда играл с нами. А потом еще несколько раз спрашивал про долг. Хотя я ему ясно сказал, что верну, но не сразу, а частями. Не было у меня сразу таких денег. Двое других были мне незнакомы.

– Я же сказал, как смогу – отдам.

– Студенты нынче пошли, – презрительно процедил один из незнакомых, – бедные. И тупые. Не понимают, что долги обрастают процентами.

Водовоз стоял у меня за спиной, и я прикинул, что, если они вдруг полезут драться, мы вполне справимся.

– Ладно, отличник, давай свой пакет за проценты.

Пакет был у Водовоза, и, чтобы он не успел прогнуться и отдать наше добро, я сразу послал всех троих, с максимальной точностью указав адрес. Идите, мол, и вернитесь с улыбкой и магнитиками. А лучше оставайтесь там. После этого мне ожидаемо сказали о моей борзости и ожидаемо дали в морду. Ну, в общем, первые начали, а я в таких ситуациях за себя не отвечаю. Непонятно только, почему они все втроем кинулись на меня. Водовозов их не заинтересовал, что ли? Я с большим удовольствием треснул одному в челюсть, а другого пнул так, что у него хрустнуло колено. А не надо пытаться отобрать у людей то, что они купили себе.

Потом перед моим носом что-то блеснуло. Не будь во дворе фонаря, я бы и не увидел этот нож. Но я заметил и схватился за лезвие. Всегда лучше порезать руки, чем дождаться, пока лезвие окажется у тебя в животе. Боль была такая, что потемнело в глазах и затошнило. Но нож я выдернул и уже с ним в руке свалился в грязь. Кто-то рядом дурным голосом заорал:

– Пожар! Помогите! Пожар!

Я вскочил. Где пожар? Какой?

Парни тут же разбежались, а я увидел, как из-за дерева выходит эта самая кукла Катя.

– Где… пожар?

– Меня папа так орать научил, – доложила Катя, – если кричать «убивают», никто не высунется. А так…

Я огляделся. Водовоза не было.

– А твой друг сразу убежал.

Что ж, от Витька можно было ожидать. Я прижал порезанную руку к животу, меня трясло. Не то от боли, не то от воплей этой дуры. Надо было прогнать ее, но мне пришла в голову другая идея:

– У тебя деньги есть?

Она поспешно закивала:

– Есть, и аптека на остановке. У тебя кровь. Давай я схожу за йодом. Надо руку обработать.

– Вон видишь магазин? Купи бутылку водки.

– Зачем? – удивилась Катя.

– Ты что, думаешь, тебе чистый спирт продадут в аптеке? Ненавижу йод.

– А, да, я понимаю. Да, я сейчас.

Я доковылял до лавочки у магазина, думал, придется ждать, но Катя вернулась почти мгновенно. Я открыл бутылку, плеснул на ладонь. Порез был глубокий, и защипало так, что я чуть сознание не потерял. Пожалуй, надо было использовать водку не для дезинфекции, а для анестезии. Я сделал несколько глотков. Глаза Кати из круглых стали квадратными.

– Один – один, – сказал я, – я тебя спас, ты меня спасла. Можешь проваливать.

Она повернулась, чтобы уйти.

– Стой. Твой папа – кретин. Никогда не кричи «пожар», ты понятия не имеешь, что это такое. Теперь иди.

Она

Спотыкаясь и наступая в лужи, я ругалась про себя так, как папа обычно ругается во время футбольных матчей. Только папа все эти слова произносил во множественном числе, а я – в единственном. Одному только человеку адресованные. Себе. Ведь сегодня днем,