Мама продолжала бредить. Чаще всего повторяла: «Не бойся, не сдерживайся, беги». А один раз вообще до смерти напугала Вику: резко села на кровати с широко открытыми от ужаса глазами и громко заявила куда-то в пространство перед собой: «Она близко! Она рядом! Я чувствую!»

Приехала скорая. Врач выслушал отца, быстро осмотрел маму, измерил температуру, зачем-то снял кардиограмму, нахмурился и приказал грузить больную в машину. Диагноза от него добиться не удалось, кроме того, что это может быть что угодно – в том числе проявление инсульта, и по-этому маму сразу повезут в реанимацию.

Место в машине скорой было только одно, так что поехал папа, а Вика осталась одна в большом доме ждать новостей.

Конечно, ни о какой встрече с подружками речи уже быть не могло. Она прорыдала почти все три часа, пока не вернулся отец.

По его мрачному лицу она сразу поняла, что дело плохо. Даже спрашивать не решилась, так и стояла молча в коридоре, закусив губу, и смотрела, как он разувается.

Папа замер, так и не надев один тапок.

– Маму поместили в неврологию в реанимацию, – вздохнул он, отвечая на немой вопрос.

– Что с ней?

– Врачи пока не знают. Энцефалограмма показывает, как будто поражен мозг, а МРТ ничего не видит. Это точно не инсульт.

– И что это значит? Когда ее вылечат? – тихо спросила Вика.

– Они даже не знают, что это. Какие тут прогнозы? – сказал он. Уголки его губ были напряжены и опущены вниз. Вика знала, что папа говорит так, только если сильно переживает, сдерживается и ему очень больно.

– Она что… никогда уже не вылечится? – прошептала она.

– Никто не знает. Если они найдут причину, то врачи говорят, что мозг постепенно может восстановиться, но сколько времени займет этот процесс и каков будет результат, предсказать никто не может. Реабилитация будет длиться годами. И это если повезет.

– Повезет! Обязательно повезет! Она поправится! Я верю! Мама сильная! Когда к ней можно приехать и навестить?

– Нескоро. Сейчас она в реанимации. И ей нужна стерильность, так что посетителей не пустят еще минимум неделю, а может и больше, пока не найдут причину того, что с ней произошло. Потом врачи решат, когда ей можно общаться с нами и… вообще можно ли.

– Что значит решат? Ей же нужна наша поддержка! Так ей будет проще справиться.

– Мама перестала меня узнавать, когда мы доехали до больницы. Я не знаю, что она способна понимать, а что нет. Возможно, чтобы не травмировать ее и нас, потребуется сначала долгая реабилитация, и только потом ей разрешат посещения.

После этих слов папа сел на банкетку в прихожей, закрыл лицо руками и всхлипнул. Вика молча смотрела на его босую ногу без тапки, а на душе у нее расползалась темная туча предчувствия катастрофы. Ничего уже не будет как раньше. Ни маминых ласк, ни блинчиков по утрам, ни совместных ужинов. Ничего. Весь радужный мир Вики рухнул за один день.

Она ушла к себе в спальню, но даже рыдать не было сил. Внутри царила щемящая пустота. Все разом потеряло смысл. Не хотелось даже читать школьные чаты, ожившие в преддверии начала учебного года. Она тупо сидела и смотрела на пасмурное небо.

Вечером у их дома остановилась черная машина. Марку Вика не разобрала, но не бумер и не мерс, как у папы, хоть тоже большая и явно дорогая. Из авто вышли двое в темно-серых костюмах и позвонили в калитку.

«Странно, кого это папа ждет?» – подумала она. Вряд ли он в лучшем состоянии, чем она, и деловые встречи сейчас выглядели дикостью.

Однако калитка распахнулась – значит отец впустил гостей. Он даже вышел на крыльцо чтобы их встретить.

Очень странно.

Вика подождала минут десять – вдруг все-таки это просто визит-недоразумение. Но нет, судя по всему, папа с незнакомцами засел в гостиной основательно. Будут совещаться. Интересно, о каких делах он готов говорить в такой день?

Она тихо вышла из спальни, сняла тапки, оставшись только в носочках, чтобы издавать как можно меньше шума, и тихо начала спускаться по лестнице. Когда до первого этажа оставалось всего три ступеньки, она начала различать слова:

– Вы уверены? – спросил отец.

– Мы предупреждали вас еще тогда. Вы не поверили. Произошедшее вас не убедило? Вот вам еще случаи…

Дальше визитер начал говорить тише и активно шуршать бумагами, так что Вика перестала разбирать суть. Она сделала еще пару шагов ниже. Гостиная была теперь совсем рядом, за углом коридора.

– Там кто-то есть, – внезапно сказал второй незнакомый голос.

Раздался звук отодвигаемого кресла.

Вика тут же, стараясь не топать, рванула вверх по лестнице. Сердце почему-то колотилось как бешеное, хотя что и кто ей сделает? Папа же максимум отругает.

Успела. Она присела на верхней площадке, так что ее снизу не было видно. Судя по шагам, это был отец. Он постоял у лестницы и вернулся в гостиную.

– Давайте пройдем в кабинет. Там хорошая звукоизоляция, так что нас гарантированно никто не услышит, – сказал он на ходу.

Это действительно было так. Отец специально вложил кучу денег в отделку кабинета так, что там можно было орать на подчиненных или слушать для успокоения рок на максимальной громкости, так, чтобы на басах все внутренности дрожали, а наружу за дверь ни звука не проникало. Теперь она никак подслушать не сможет.

Это что же? Он от нее прятался? В доме-то никого больше не было. Прислуга давно ушла в свой домик. Конечно, у отца бывали секреты на работе, когда он просто уходил от них с мамой в кабинет, но чтобы так демонстративно…

Она вернулась в спальню в бешенстве. О чем они вообще могли говорить? «Произошедшее»… уж не о маме ли речь? Тогда какие тайны могут быть от дочери? И как они могли предупредить о заражении вирусом? Когда? Нет, это точно бред. Наверняка что-то случилось на папиной работе. Там всегда были «архиважные» непонятные дела, требующие иногда вставать в три часа ночи, ездить в длительные командировки с географией от Нью-Йорка до Норильска и тому подобное.

Вика забралась на кровать, закуталась в плед и собиралась сидеть так, пока не уйдут гости, а потом пойти и потребовать объяснений у отца, но, видимо, нервы взяли свое, и она не заметила, как заснула.

Проснулась она опять поздно утром. На кухне хлопотала Зина, которую наверняка вызвал отец. Его самого уже не было. «Уехал по делам», – сообщила домработница.

Вика без аппетита поковыряла сырники, заставила себя проглотить хотя бы один. Желудок требовал еды, но есть все равно не хотелось. Она взяла чашку с какао и отправилась в спальню звонить отцу, а то у Зины были слишком длинные уши, как однажды выразилась мама.

«Абонент не