Несколько вечерних часов были приятно проведены в Белой пещере, в которой наросты на стенах, на первый взгляд тусклые и свинцового цвета, после привыкания к неяркому свету факелов становятся безупречно белыми. Здесь есть небольшие озера, настолько прозрачные, что воды совершенно не видно. Каменные портьеры, сложенные в изящные складки, создают ощущение присутствия в элегантно отделанной гостиной, каменные чаши, куда вода все еще стекает и застывает. Потолок, покрытый множеством ячеек, подобно пчелиным сотам — идеальное произведение искусства, — бесконечные ряды сталактитов — все совершенно одинаковые — ребристые и покрытые насечкой — простираются ласкающей глаз колоннадой, а также множество других нигде не встречающихся произведений ручной работы Природы в зависимости от ее постоянно изменчивого настроения. Многие из них огромны, несмотря на то, что для образования одного тончайшего слоя требуется целых тридцать лет! Хорошо сказано в немецкой пословице: «Бог терпелив, потому что он вечен».

На следующий день в обществе еще одного посетителя я отправился в Мамонтову пещеру. Мэтт, наш немногословный чичероне[4], прослужил гидом уже 25 лет, и за это время, как было подсчитано, прошел под землей более 1 500 миль. Это звучит не столь фантастично, если учесть, что все проходы великой пещеры в совокупности составляют более 150-ти миль и что в ней 226 уже открытых залов. Наша экипировка состояла из двух ламп для проводника и по одной у каждого из нас. В нескольких местах пещеры хранятся несколько бочек с маслом, поскольку крайне важно, чтобы лампы посетителей этого лабиринта тьмы должны быть всегда заправлены и постоянно светить.

Термометр внутри постоянно показывает 59°[5] по Фаренгейту, и пещера «дышит только один раз в год». Зимой это длительный вдох, а летом воздух постоянно течет наружу. Ее огромные залы — это легкие Вселенной.

В 1845 году в пещере было построено несколько деревянных и каменных домиков, где жили больные туберкулезом пациенты, которые считали, что сухая атмосфера и равномерная температура окажут на них целебное воздействие. Спустя три-четыре месяца их лица стали совершенно белыми, зрачки их ввалившихся глаз расширились так, что радужная оболочка стала совершенно невидимой, а руки и ноги почернели и потеряли свой первоначальный цвет. Трое больных скончались, остальные — вскоре после того, как покинули пещеру.

Мэтт дал яркое описание этих несчастных, словно призраки бродящих по пещере — их гулкий кашель, эхом отдававшийся через множество залов. Должно быть, это выглядело ужасно — как будто гробница раздвинула свои тяжелые и мраморные челюсти, чтобы ее жертвы могли свободно блуждать по этому подземному Чистилищу. Кладбище казалось бы значительно более веселым местом, по сравнению с таким оживленным склепом. Волонтерская медицинская консультация, как и предложение о перемене места всегда в состоянии готовности. Моя собственная панацея для тех, кто жалуется на легкие — совершенно иная. Оседлайте лошадь или наймите экипаж, и для начала, не слишком нагружая себя, прокатитесь по огромным долинам Скалистых гор или Калифорнии, ешьте и спите на свежем воздухе. Природа будет очень доброжелательна к вам, если вы полностью доверитесь ей, ведь воздух настолько чист и сух, что свежее мясо, разрезанное на полоски и подвешенное, дойдет до готовности без соления или копчения, и его можно перевозить с собой куда угодно, и ее целебная сила кажется почти безграничной.

Стены и потолок пещеры затемнены и зачастую просто скрыты за мириадами визжащих летучих мышей, в это время года они все висели на своих когтях вниз головой и не могли улететь, даже когда подвергались жестокой опасности быть задетыми нашими факелами.

«Методистская Церковь» представляет собой полукруглый зал, естественные выступы которой образуют кафедру проповедника, и деревянные колоды, принесенные сюда тогда, когда впервые 50 лет назад здесь была проведена религиозная служба, в идеальном состоянии, но служат в качестве сидений. Странствующие методистские священники, равно как и проповедники других конфессий, все еще изредка приходят сюда. Богослужение при тусклом благоговейном свете тонких свечей и сопровождаемое эффектом, который всегда производит музыка в подземелье, наверняка выглядело очень впечатляюще. Как бы возрождались те ранние дни христианской церкви, когда преследуемые последователи Иисуса в полночь встречались в горных пещерах, чтобы объединить в гимне свои благоговейные голоса и снова услышать странную и сладкую историю его учения, его смерти и его всеобъемлющей любви.

На одной из стен есть гипсовый рельеф, который называется «Американский Орел». Почтенная птица в полном соответствии с теми мрачными временами, когда он пала здесь, была в очень плохом — полуразрушенном состоянии. Одна нога и некоторые другие части ее тела отделились, оставив ее как бы сомневающейся в собственной идентичности, но клюв был все еще в полном порядке, и, возможно, смог бы в случае необходимости издать свой древний ликующий клич.

У «Храма Минервы» сильно изрезанные стены и красивый, ячеистый вогнутый потолок, лишь только статуи его хозяйки тут нет. Так часто упоминаемая, измученная беспощадными, постоянно заставляющими ее вновь и вновь выпрыгивать из мозга Юпитера политиками богиня, без сомнения, в каком-то уединенном уголке обрела уединение и покой.

Мы с трудом протиснулись через узкий и извилистый, прорезанный сквозь скалы каким-то древним потоком воды проход, который и назвали соответственно — «Страдание Толстяка», утерли пот в довольно большом зале под названием «Большое Облегчение», заглянули внутрь «Зала Бэкона», где небольшие известковые наросты на потолке так чудесно похожи на настоящие окорока, заглянули в цилиндрическую «Бездонную Яму», которая, как я совершенно секретно могу сообщить читателю, имеет дно — на 106 футов ниже поверхности ее края, посмеялись над потолковыми фигурами Гиганта, его Жены и Ребенка, напомнившими нам карикатуры из «Punch», восхищались изящными и тонкими белого и пористого гипса цветами на стенах «Пенсакола-Авеню», постояли у «Мертвого Моря», с его темной и мрачной водой, перешли по переброшенному через Стикс естественному мосту и остановились на берегу Леты.

Затем, сев на небольшую плоскодонную лодку, мы медленно заскользили по реке Забвения. Это было странное, невероятно. При свете наших факелов мы смутно различали темные, смыкающиеся где-то вверху стены, которые отвесно — на 100 футов — до самого потолка, поднимались из воды. В этом призрачном свете наш молчаливый гид выглядел как посланник из царства Плутона, он стоял на носу, управляя нашим маленьким судном, медленно двигавшимся по сонной и извилистой реке. Глубокая тишина нарушалась лишь каплями воды, которые падали с потолка, и со звуком похожим на тиканье часов ударялись о поверхность реки, и всплеском воды от входящего в нее весла, предназначенного, чтобы вести нас. Когда мой