Битва за Орел потребовала большего времени и принесла менее значительные результаты, чем рассчитывало советское командование, но были подготовлены и другие наступления. 17 июля Южный фронт начал наступление на немецкую 6-ю армию (заново сформированную), стоявшую в обороне по реке Миус. Немцы были вынуждены отправить туда II танковый корпус СС и другие подкрепления. Это позволило отбросить наступающие советские части, но ослабило оборону в районе Белгорода, который оказался целью следующего советского удара.

В соответствии с изначальными советскими планами немецкие силы, предназначенные для наступления, будут контратакованы, когда начнется операция «Цитадель». Однако из-за существенных потерь, понесенных при отражении немецкого удара, эти планы пришлось изменить. Немцев отбросили лишь на их исходные позиции, а советские фронты начали подготовку к следующему удару.

3 августа Красная армия начала наступление силами Воронежского и Степного фронтов, и поначалу оно проходило довольно успешно. Немцам пришлось перебросить в район Белгород — Харьков дивизии «Великая Германия», «Рейх» и «Мертвая голова». Им удалось справиться с наиболее опасными советскими прорывами, однако пришлось смириться со сдачей Харькова 23 августа. Но в очередной раз Красная армия заплатила за свои успехи немалую цену[3].

Эти операции стали образцом для дальнейших боевых действий в 1943 году. Красная армия на определенном участке фронта наносила удар, вынуждавший немцев подтягивать на угрожаемый участок механизированные соединения. Одновременно советское высшее командование формировало ударный кулак для наступления на другом участке фронта, который оголялся, когда немецкие части привлекались к отражению предыдущего наступления. Таким способом Красная армия наносила по немецкому фронту удар за ударом, а немцы перебрасывали свои части то туда, то сюда. Немцы постоянно опаздывали на один шаг, и, хотя в конечном счете им удавалось отбить все советские атаки, они постепенно оттеснялись назад почти по всему фронту.

У советских операций второй половины 1943 года было два основных недостатка: немцы не потерпели ни одного серьезного поражения, а потери Красной армии каждый раз оказывались очень высокими. В промежутке между 1 июля и 30 сентября 1943 года Красная армия понесла чудовищный ущерб, потеряв около трех миллионов человек[4]. При этом немецкие потери за тот же период составили 530 000 человек[5]. Кроме того, почти 180 000 солдат были эвакуированы в связи с болезнями или покинули Восточный фронт по другим причинам.

Прибывающее пополнение было совершенно недостаточным для покрытия немецких потерь, поскольку всего прибыло в качестве пополнения или вернулось из госпиталей менее 280 000 человек. Кроме того, небольшие размеры пополнения выглядели еще меньше по сравнению с притоком сил в Красную армию, которая, по всей видимости, получила более двух миллионов человек новобранцев и вернувшихся из госпиталей. Если бы Красная армия не получила такого преимущества, она едва ли смогла бы проводить дальнейшие наступления[6].

Евгений Бессонов на Брянском фронте

Статистику потерь определяли не только огромные жертвы, понесенные Красной армией в ходе проводимых ею наступлений. Опасность была высока и для тех, кто сидел в окопах в обороне. Можно пройти много дней в относительном покое, чтобы затем погибнуть в кровопролитном бою. Евгений Бессонов провел более года на военной службе, занимаясь в основном боевой подготовкой, пока его не направили на Брянский фронт в июле 1943 года на должность командира взвода в 4-й танковой армии. Трудности с транспортом заставили его и солдат, с которыми он ехал, добираться на попутных машинах, а часть пути от Москвы до фронта пройти пешком[7].

В начале августа Бессонов прибыл в штаб Брянского фронта, откуда отправился в 4-ю танковую армию, нуждавшуюся в пополнении. Бессонов провел две недели, не побывав ни в одном бою, но в середине августа роту, в которой он служил, послали в атаку. Бессонов получил под начало 2-й взвод, и до начала боя у него почти не осталось времени познакомиться со своими подчиненными[8].

Выйдя на исходные позиции вечером, Бессонов и его подразделение были готовы утром пойти в атаку. Рота Бессонова растянулась в цепь, чтобы вместе с остальными двумя ротами батальона наступать на высоту. Они не знали, есть ли на высоте немецкая оборона или она не занята противником, но истинное положение дел вскоре прояснилось. Вражеские пулеметы открыли огонь по наступающей советской пехоте, затем немцы открыли заградительный огонь из минометов. Бессонов, как его учили, крикнул: «Вперед, бегом!»

Никто не выполнил приказ Бессонова, кроме него самого. Он оглянулся и увидел, что его люди укрылись в овраге и начали окапываться. Бессонов решил последовать их примеру, но понял, что у него нет инструмента для этого. К счастью, ему удалось взять лопатку взаймы у солдата, который уже успел выкопать себе ячейку[9].

День прошел, а ночью была проведена вторая атака, но она тоже прошла неудачно. На следующий день готовилась еще одна атака, и на этот раз Бессонов предупредил некоторых своих солдат, что если они не пойдут в атаку, их сурово накажут за трусость. Он даже пригрозил своему помкомвзвода, который перед этим не участвовал в атаке, сославшись на больной живот, что расстреляет его, если такое повторится еще раз. Но от таких угроз было немного толку, потому что на второй день атака опять была отбита. Даже поддержка тремя танками Т-34 не дала эффекта[10].