улыбнувшись, хлопнул ладонью по раскрытому на столе скоросшивателю Гуров. – Кстати, сдать его я должен был сегодня, а день, обратите внимание, еще только начался. Так что времени у меня в запасе – с избытком.

– Можно взглянуть? – недовольно кашлянув, спросил генерал.

– Разумеется! – Лев изобразил приглашающий жест и отошел в сторону.

Сев на его место, старший проверяющий быстро пролистал отчет и, не найдя к чему придраться, с кисловатым видом уточнил:

– Подозреваемые сейчас находятся в следственном изоляторе?

– Нет, они пока в нашем КПЗ, ждут решения суда. Мы еще не знаем, какую меру пресечения применит к ним суд, – невозмутимо проговорил Лев, – но, думаю, подписка о невыезде и домашний арест им не светят – оба рецидивисты со стажем, поэтому сегодня-завтра они отправятся в СИЗО.

– Я хотел бы их увидеть! – строго объявил генерал-майор.

– Вас сопроводить?

– Не маленькие, не заблудимся! – ворчливо бросил генерал, и проверяющие вышли из кабинета.

Менее чем через минуту после этого на столе Гурова сверчком запиликал телефон внутренней связи. Он сразу догадался, что звонит его начальник и старый приятель, руководитель Главка генерал-лейтенант Петр Орлов. Поздоровавшись, тот деловито сообщил:

– …К вам сейчас должны зайти трое проверяющих из министерства. Поэтому смотрите там со Стасом, не сморозьте чего-нибудь неподходящего!

– Они уже были, – обронил Лев с некоторым даже равнодушием. – Отчет по ограбленному дипломату проверили и пошли в КПЗ, посмотреть задержанных по этому делу.

– Е-мое! – отчего-то всполошился Орлов. – Надо пойти глянуть, чего они там собрались наковырять… – И в трубке раздались короткие гудки.

«Кстати, а что же Стаса-то нет до сих пор?» – взглянув на входную дверь, подумал Гуров, и тут же, словно откликаясь на его мысли, она резко распахнулась, и на пороге появился Станислав Крячко. Неизменно бодрый и жизнерадостный, Стас сиял улыбкой именинника, получившего подарок, о котором он давно мечтал.

– Лева, привет! Что такой невеселый? – подмигнул он Гурову и плюхнулся на свой стул перед ноутбуком, стоящим на его рабочем столе.

– Это и для меня самого большая загадка… – сдержанно парировал тот. – Действительно, чего киснуть? У нас ведь не жизнь, а сплошная веселуха. Вот только что заходили трое «веселых ребят» с министерской проверкой. А чуть раньше мне еще кое-какого «веселья» подкинули…

Он рассказал Стасу о своем разговоре с соседом по дому. Услышанным Крячко был заметно удивлен и категоричным тоном произнес:

– Значит, его пытались сбить… И что же могло стать тому причиной? Да, Лева, сдается мне, о чем-то очень важном он умолчал. Так просто, без какого-либо повода едва ли кто-то затеял бы охоту на него.

– Да, ну-у-у!.. – чуть поморщившись, коротко отмахнулся Лев. – Тут все возможно. Знаешь, Стас, это раньше должна была иметься хоть какая-то, пусть и формальная, но причина, чтобы некто напал на того или иного человека. Хотя и тогда тоже всякого хватало… Ну, а сегодня, когда уйма людей зомбирована и наркотой, и компьютерными «стрелялками», безмотивной агрессии стало в разы больше. Особенно при нынешнем либеральном УК, когда отморозки чувствуют себя куда защищеннее, нежели их жертвы.

Вот только что, за завтраком, слушал криминальные новости. Где-то за Уралом трое подпитых оболтусов старшего школьного возраста ворвались в сельский дом. Главу семьи, ему лет сорок было, убили… Да, да, да – убили! А с хозяйкой дома учинили зверскую групповуху… А за что? Просто так! Им захотелось «адреналина», вот они и сотворили такое паскудство.

– Трое шкетов учинили и «мокруху», и «износ»?! – воскликнул Стас, ввернув жаргонно-ментовское слово «износ», означающее изнасилование. – Охренеть! Да-а-а, такого на моей памяти не было. Но… слушай, Лева, что-то я в толк никак не возьму: убитому – сорок лет, он что, этим соплякам не мог дать хорошего «дрозда» и выкинуть их на улицу? Или он был инвалидом, а эти отморозки – амбалы и громилы?

– Нет, потерпевший не инвалид, и нападавшие – не амбалы, – пожал плечами Гуров. – Скорее всего, он и помыслить не мог, что «онижедети», как сейчас иногда говорят в подобных случаях, пришли его убивать, а потому и не решился на отпор. А в драке-то обычно как? Кто пропустил первый удар – тот и проиграл. Кроме того, принцип «мой дом – моя крепость» у нас не работает. Да, есть положение о неприкосновенности жилища. Но в реальности это не более чем благое пожелание. Если бы закон о неприкосновенности жилища реально защищал его хозяина, то тот мужик вряд ли стал бы разводить с этими зверенышами всякие там муси-пуси. Знай он, что, даже если кому-то из этих засранцев поломает ребра, его за это не отправят за решетку, миндальничать не стал бы. Верно? А он, получается, изначально был обречен быть убитым. Потому что знал мужик совсем другое: что за каждый синяк, даже царапинку у «онижедетей» его кинут на нары. У нас ведь каждый седьмой зэк мотает срок за «превышение». В этом-то вся и язва! Я думаю, хозяин дома только потому и медлил, только потому и позволил им себя убить.

Слушая его, Крячко издал досадливое «пф-ф-ф-ф!..» и, немного помедлив, хмуро отметил:

– Да, где-то с тобой приходится согласиться… Значит, ты считаешь, что этого Ростислава могли попытаться сбить машиной просто так, без какого-либо повода?

– Стас, я это всего лишь до-пус-ка-ю. Помнишь недавний случай, когда сбрендивший от наркоты дебил, который насмотрелся триллеров и возомнил себя годзиллой, схватился за нож и кинулся резать своих соседей? Хорошо, что он нарвался на боксера, и тот его отправил в нокаут. Но троих этот недоумок все же успел серьезно ранить.

– А-а-а, это в поселке Котовка? Да-да, было… Помню! И, кстати, в этом ты прав – боксера крепко тогда трясли на предмет «превышения». Все судили да рядили, а не слишком ли жестко применил он силу в отношении «бедненького» нападавшего?

– Да-а-а-а, и если бы тот подонок не вышел из комы, боксеру пришлось бы очень даже несладко… – саркастично усмехнулся Гуров.

– Но ты, надо полагать, держишь в поле зрения и какие-то иные версии покушения на твоего соседа? – поинтересовался Крячко.

– Само собой! На первом месте, разумеется, версия о каких-то темных делах, к которым Ростислав может иметь то ли прямое, то ли косвенное отношение. Хотя допускаю, что он и сам не знает, чем