– Относительно кого богаче и моложе, Ханна?

– Относительно других твоих женихов, милая. Как тебе нравится этот великолепный экземпляр скандинавского самца? – Ханна кивнула в сторону причала. – У нас дома, в Германии, такие водятся только в заповедниках, куда женщинам вход запрещен! Можешь представить себе, как он хорош в постели? Просто буря и натиск!

– Уже представила, – ответила с улыбкой Карен, облизывая свои пухлые губы. – Куда только он так торопится, на пожар или к своей норвежской невесте? Ты посмотри на него, посмотри, каков красавчик! И перстень с бриллиантом в целое состояние! И нет никакого обручального кольца. Ханна, он бросил взгляд на тебя, выпрями поскорей спину и выпяти то, что ты называешь грудью!

Мужчина в два прыжка преодолел деревянную лестницу, поднялся на пустынную набережную и, обойдя столики кафе, подошел к своему автомобилю.

– Добрый день, господин Трольстинген! – вежливо поздоровался полицейский. – В такую погоду, верно, отправитесь в море?

– Привет, Нильс, – ответил мужчина. – Денек замечательный! Только все мои планы к чертям пошли, я сегодня сухопутная крыса. Могу просидеть с девчонками в кафе до заката, вот хотя бы с этими. Замечательно они о чем-то щебечут, какие у них лица добрые и искренние! Наверное, они читают друг дружке стихи.

– Да! – кивнул многозначительно полицейский. – «Фауста» Гете, скорее всего. Прекрасный поэт.

Карстен Трольстинген, именно так звали незнакомца, не владел немецким языком, на котором разговаривали туристки. И потому он не узнал, что романтически настроенной Карен понравились его часы, впалый живот, узкие бедра и ягодицы, а практичной Ханне приглянулся дорогой костюм, запах парфюма, широкие плечи и глаза цвета штормового моря. Все относительно!

Он и девушек-то как следует не разглядел, заметил только, что на столике перед бедными немецкими туристками стоят стаканы с морковным соком. Впрочем, ничего девушки, вполне даже милые.

Ба, да это же представительницы фрилюфтслива! Так в Норвегии называют тех туристов, кто любит шататься по живописным окрестностям провинциальных городков. Одним словом, любительниц пеших походов, которым достаточно пары крепких ботинок и общительности, чтобы ознакомиться с нравами и привычками местных жителей.

Чего они уставились на меня? – подумал Карстен. Загорелые пупки, розовые ушки, как у кроликов. Сидят, щебечут, поди, осуждают дороговизну, а не стихи читают. Ничего не поделаешь, Норвегия – дорогая страна, иностранцам приходится довольствоваться на завтрак одним соком. А местным жителям какие налоги приходится платить! Можно и без штанов остаться. Приходится вертеться как белке в колесе, времени ни на что не хватает.

Мужчина глянул на наручные часы, эксклюзивную модель Скай Мун от престижнейшего Пейтек Филипп, признанные лучшими часами в мире. Черт побери, уже двенадцатый час! В глаза ударили солнечные зайчики от лучей света, преломленных драгоценными камнями, настоящими двадцатикаратными бриллиантами.

Он зло помотал головой, расслабил узел на дорогом галстуке. Цена у галстука была такой, что лучше никому о ней и не говорить, если не хочешь нажить себе врагов.

Карстен Трольстинген всегда любил и ценил комфорт, окружая себя только теми вещами, которые делали жизнь богаче на впечатления. Да что часы – это все мелочи. Вот хорошие автомобили занимали в его жизни второе место после хорошеньких женщин.

Молодой человек в свои двадцать пять лет не считал себя просто состоятельным человеком, он был очень состоятельным, заработав первый миллион крон накануне своего двадцатилетия. Он давно себе уяснил, что значит хороший адвокат, а еще выдержка при игре на бирже, пусть даже с помощью подставных лиц.

Пятилитровый двигатель «БМВ», взревев, моментально разогнал шикарный автомобиль до невероятной скорости, и триста девяносто пять лошадей понесли взбешенного Карстена по загородному шоссе от райской тишины яхт-клуба в сторону шумного и пыльного Ставангера.

Итак, вместо испытаний новенького стакселя в море под свежим ветром придется глотать бензиновую вонь на шоссе. А вместо быстрого перекуса ломтем хлеба с куском семги, соблюдать этикет в японском ресторане, любуясь на несносную в своей искусственности чайную церемонию…

Одно хорошо, дорога была совершенно пустынна. Автомобиль ловко вписывался в повороты, с гулом пролетал по узким мостам, едва не задевая боками металлические ограждения. Что случилось, думал Карстен, небрежно вертя баранку. Что вынудило отца звонить ему, происки ли конкурентов, а может, болезнь?

Ладно, что бы там ни было, все скверно, отдых безнадежно испорчен. А как Карстен любил свою яхту! Как предвкушал те мгновения, когда парус захватит самый тихий ветерок, и лодка, послушная рулю, заскользит прочь от причала. А как славно в море, когда свежий ветер поднимает волну, а ты на яхте один-одинешенек.

При возвращении над причалами яхт-клубов собирались облачка белого дыма, доносились раскаты пушечных выстрелов, – так друзья салютовали Карстену, едва завидев его яхту.

Дорога серпантином вилась по горным кручам, пересекала бурные горные ручьи и стремительные реки. Мельчайшая водная пыль от водопадов приятно холодила лицо. С головокружительной высоты был виден уходящий сверкающей лентой в глубь материка Бюфьорд, крошечными казались застывшие на водной глади катера и яхты, круизные лайнеры-великаны и скорлупки туристических пароходиков. Кружили далеко внизу стаи чаек, вились дымки из пароходных труб.

Когда на солнце набегали тучи, и по неоглядной водной глади фьорда расползались тени, сразу становилось понятно, до чего скудна природа Западной Норвегии. Горные орлы медленно кружили над голыми вершинами гор, над деревушками, которые, кажется, спали среди белого дня.

Постепенно исчезли сосны и ели, пропали даже кривые березки, искалеченные морскими ветрами. Стали мелькать лишь скалы, сглаженные доисторическими ледниками, да бурая трава на каменных осыпях.

Карстен упрямо продолжал нестись на предельной скорости и, насупив брови, смотрел лишь на дорогу, а по сторонам не глазел. Как бы не выглядели скудно окрестности, это его родная страна. Никакие равнины не сравнятся с красотой этих величественных скал.

Вскоре шоссе нырнуло в туннель под Бюфьордом, один из самых длинных в Скандинавии, и бешено замелькали и слились в одну линию фонари на высоких сводах грандиозного туннеля.

И хорошо, и очень даже славно, что не видно солнечного света. Так легче забыть о своем добровольном отказе от безмятежного отдыха под парусом. Его светлые, как вода в ледниковом озере, глаза были полны гнева, а упрямая верхняя губа закушена великолепными зубами. Машина летела по шестикилометровому туннелю, самому длинному в Скандинавии…

Черт его знает, что там случилось в Ставангере. Если бы не срочный телефонный звонок отца, молодой человек и не подумал бы возвращаться вечером в пятницу домой, лучше бы вышел в море. Или лавировал бы в Люсефьорде под шквальными ветрами.