А тут как быстро открыли! Определенно трупы дисциплинируют. Кого-то. Зато меня они расслабляют — я уже полчаса сижу в луже и философски наблюдаю за обстановкой. А, может, и не полчаса — часами как-то не запаслась.

Тем временем из недр реанимобиля дружно выбираются три фигуры. Из-под коротких курток выглядывают белые халаты. Цепляюсь за эту интересную мысль и начинаю думать, чего бы сказала об этом русичка.

«Выглядывают халаты». Представляю халаты с глазками. Да не с простыми, а с длинными, кожистыми трубочками, как у улиток. Какая интересная мысль!

Обитатели реанимобиля почему-то решили загородить от меня труп. Не хотите — не надо. Отворачиваюсь от них и философски смотрю в пустоту. Мысли текут так медленно, перекатываются в голове, словно волны, и я никак не могу заставить себя сосредоточиться на чём-то конкретном. Наверно, так проявляется шок. Хотя с чего бы ему взяться, я что, ни разу трупы не находила?

Перебираю в памяти последние сорок лет. Действительно, ни разу не находила. Упущение!

В поле зрения вдруг появляется круглая физиономия с блеклыми голубыми глазами в обрамлении сетки морщин. Какая-то зараза трясет меня за плечо, а потом отходит, и я вижу светло-синюю форменную рубашку. Милиция. Или как там? Полиция? Кто там нынче ездит на трупы? Вспоминаю свежепрочитанный детективчик. Следственный комитет!

Мужик открывает рот и я, конечно, туда заглядываю. Зубы у него неплохие, довольно ровные, пусть и слегка желтоватые. Ну ладно, хоть кариеса нет. Хотя, может, и есть. Откуда мне знать? Я так-то не стоматолог…

— Свидётели… медики… шок… труп… — бормочет следак.

Ну ладно, вообще-то, он говорит достаточно громко. Мне просто с трудом удаётся вычленить отдельные слова. Чего от меня хочет следак? Зачем цепляться к уборщице, если есть труп?

Кстати, о трупе. Врачи наконец-то констатировали смерть, но вместо того, чтобы радостно упаковать покойного в чёрный мешок, почему-то обращают внимание на меня.

Поднимают и тащат в сторонку, бормоча что-то про «ступор», «укольчики» и «пустырник».

У меня? Ступор? Да ну, это бред…

— А ну ВСТАТЬ!!

Машинально подскакиваю и ударяюсь головой обо что-то твёрдое. Какого?!

Туман в голове постепенно рассеивается. Понимаю, что сижу в машине «Скорой», ласково обдуваемая сквознячком из открытой двери и поливаемая мелким дождиком из неё же, и держу в руке одноразовый стаканчик с какой-то жидкостью. Машинально отхлебываю и недолго борюсь с желанием выплюнуть противную жижу. Терпеть не могу валериану, да и вообще любую дрянь на спирту. Фу!

В итоге воспитание побеждает, я глотаю успокоительное и осматриваюсь. Так-так-так… а «Скорую» изнутри не мешает покрасить, стоящего передо мной врача — раскормить (какой-то он излишне худой), и ещё… у меня почему-то промокла юбка. Вся, целиком. Это ещё почему? Ах да, лужа…

Рассеянно киваю врачу (знаю, знаю, надо сказать ему «спасибо», но меня почему-то не тянет) и вылезаю из машины. Школьников в обозримом пространстве не наблюдается (наверно, их отвели в тепло и оказывают более квалифицированную помощь, дети же всё-таки), но тело на месте. Лежит себе в луже, никого не трогает… Тьфу! Раньше я что-то не замечала за собой подобной циничности, наверно, от медика заразилась.

Вокруг несчастного подростка суетится молодой человек в заляпанных грязью джинсах: рассматривает, фотографирует и записывает в блокнотик. Порой он так низко наклоняется к трупу, что, кажется, даже обнюхивает. Ноздри у него слегка вздрагивают, это факт. Рядом неспешно беседуют двое: невысокий, довольно круглый и совершенно седой, а местами и лысый, следак, и хорошо сложенный темноволосый юноша в кожаной куртке. На мента последний не тянет. Не скажу почему, но не тянет. Наверно, стажёр или практикант.

Делаю несколько шагов, параллельно прикидывая, как бы мне обойти эту троицу, не приближаясь к телу и не вляпавшись в густую, маслянистую грязь. Следак тут же поворачивает голову, пеленгуя меня своими светло-голубыми, какими-то выцветшими локаторами, и вновь переводит взгляд на эксперта. Точнее, на стеклянную пробирку в его тонкой, обтянутой резиновой перчаткой руке.

В пробирке плещется подозрительная жидкость, она же содержится в луже.

— Ну и что это?

Эксперт нетерпеливо пожимает плечами.

— Анализ покажет, — бормочет он. Это в кино они страшно непроницаемые, а сейчас на его невыспавшейся физиономии ясно читается что-то вроде: «Отстаньте и дайте мне поработать!».

Я подхожу поближе и мрачно разглядываю искомую лужу:

— Бомжатина с курицей.

Мент удивлённо разворачивается ко мне:

— «Бомжатина»?

А, чёрт. Следак, кажется, не разбирает наш любимый школьный жаргон.

— Лапша быстрого приготовления. С курицей. Я ела её на завтрак.

Эксперта перекашивает. Легонечко так. Похоже, он невысокого мнения о моём рационе. Да знаю я, знаю, что это вредно! Но мой закаленный желудок уже ничего не берёт. Да и потом, если язва не пришла в сорок, она заблудилась и уже не дойдёт.

— Так это вы обнаружили труп? — уточняет следак. Ещё один любитель риторических вопросов на мою голову! Зуб даю, он уже опросил полшколы.

— Вроде того. Труп упал рядом со мной.

— Отлично!

Не представляю, что тут может быть такого отличного. Но следаку, похоже, виднее — он ласково улыбается, предлагает пройти в здание школы и побеседовать. Радостно соглашаюсь (признаться, мне уже надоело стоять под дождём) и веду его в коморку с железной дверью. стажёр/практикант увязывается с нами, чрезвычайно довольный эксперт остаётся у трупа, что тут же компенсируется попавшимся по пути директором. Он увязывается с нами и всю дорогу нервно бурчит, что зря приютил уголовницу и что ни грамма не удивится, если окажется, что именно я спихнула ребёнка из окна кабинета физики. Я невольно краснею и отвожу взгляд, стажёр с трудом сдерживает ухмылку, и даже полицейский изредка поворачивается, чтобы пронзить нас с директором ехидными взглядами.

И я, в конце концов, не выдерживаю:

— Борис Семёнович, я что-то не поняла, это что, заведомо ложный донос?

Директор резко тормозит и разглядывает меня добрых пятнадцать секунд. Растягиваю губы в улыбке. У него дёргается глаз. Что, вообще-то, логично — за те полгода, пока я работаю, в школе не было ни одной смерти. Наверно, директор отвык.

Тем временем полицейский подходит к двери и мягко толкает её вовнутрь. Заходит. Освоился, зараза такая…

— Ну что ж, проходите, будьте как дома, — директор приветливо скалится и удостаивается недоуменного взгляда из-за открытой двери. — Пардон! Уже прошли.

Он втягивается в дверь, я послушно иду за ним.

Наша каморка это крохотное помещение, в которое аккуратно втиснуты маленький столик, три деревянные табуретки, скамейка, два старых шкафа под вещи (мой — левый) и относительно новый (старательно сколоченный из