не ждала этого предложения. Ну не дети же, в конце концов!

— К тебе это куда? — спросила она на всякий случай.

— Ко мне домой. Мать, правда, там, но она живет в своей половинке. Ну, познакомишься, конечно!

Это ее здорово успокоило — мать в доме все-таки!

Дом находился на окраине города, в старом районе частных домов.

Мать действительно жила на своей половинке дома, куда был сделан отдельный вход.

Она встретила молодых во дворе, где копалась на каких-то грядках.

— Мам, познакомься — моя девушка! — объявил ей Лешка.

— Хорошая девушка! — одобрила мать.

— Чаю хотите?

— Да нет, мам, мы сами!

— Ну, сами, так сами!

И больше мать ими не интересовалась.

… Июньские сумерки летнего дня заглядывали в комнату через полуоткрытое окно, доносился аромат сада, в стекло иногда уже бились летающие жуки.

Разбросанная одежда валялась на стульях, и накрытый к чаю стол оставался не тронутым, и мокрые от летней жары и любви тела сплетались на постели, неясные путанные слова летали в комнате.

Никто не произносил слова «любовь», но оба знали, что это про нее!

— Леш, мне пора! — произнесла, наконец Оля. Разве не останешься? — удивился Лешка.

— Я же родителям ничего не сказала.

— В следующий раз скажешь?

— В следующий раз когда?

— Завтра.

— Дурачок! — засмеялась Оля, — так нам презервативов не хватит! — и кивнула на полупустую пачку.

— Ничего, куплю!

— Ух, ты, богатенький мой, — Оля поцеловала Лешку, и он опять не выпустил ее из рук…

…Все также стучались о стекла, прилетающие летние жуки.

И лету этому, и счастью, казалось, не будет конца и будет осень с падающими с деревьев яблоками, и зима с сугробами достающими до подоконников их комнаты… Оля уже считала эту комнату их общим гнездышком, хотя ни о свадьбе, ни о семье они речи даже не заводили. Хватало и этого счастья.

К родителям, в свою квартиру Оля теперь заходила только изредка, честно признавшись им, что живет у любимого человека.

Лешка против такой почти семейной жизни не возражал, хотя довольно часто стал возвращаться домой поздно.

Ольга не спрашивала. Кто она такая чтобы спрашивать?! Но Лешка и сам объяснил:

— Оля, ну есть же у меня своя жизнь, с ребятами там посидеть, и вообще у нас всякие свои дела есть!

В чем Ольга была точно уверена, что это не про дела!

Ребят Лешкиных она уже немного знала.

Нормальные ребята, друзья бурной юности!

… А осень, о которой совсем не думалось в этом наплыве счастья, все-таки наступила.

Желтел и осыпался сад и падали в траву последние яблоки с оголяющихся веток.

И как-то вечером, вместо радостного Лешкиного крика: — А вот и я! — раздался стук в дверь.

Оля открыла. На пороге стоял Лешкин друг, который никогда не появлялся в их доме.

— Лешку взяли! — сообщил он без всяких предисловий.

— Куда взяли? — задала глупый вопрос Ольга.

— Куда — куда! В ментовку!

Слово «полиция» так и не прижилось в народе.

Так наступил конец короткого Олиного счастья.

В первые дни Оля еще верила, что это все какой-то неправильный и нечестный случай, что вот-вот все разрешится, и упрятанный за решетку Лешка, выйдет к ней, из этого обезьянника — так называлась камера предварительно задержания… Но нет!

Случай был заурядный для жизни вернувшихся с зоны, старая компания брала в оборот, авторитет и понятия приобретенные во время отсидки не давали возможности отказать.

Да и деньги всегда нужны!

Схема заработка Лешкиной компании была проста. В городе уже было не мало контор, выдававших микрозаймы. И как правило, взятый микрозаём через два-три месяца вырастал до серьезной и неподъёмной суммы, которую нужно было отдавать. А отдавать зачастую было нечем.

Вот для этого владельцы таких контор, не желающих пачкать руки, и нанимали некие бойцовские группировки.

Выбивали долги, конечно, не ударами.

На одной из таких разборок и залетела Лешкина группировка.

Заодно Ольга узнала, что курсы водителей Лешка давно забросил, потому что днем нужно было заниматься делами.

Полгода шло следствие. И первый раз после всего случившегося, Оля увидела Лешку в зале суда. В клетке.

Прокурор просил три года.

Адвокат, выторговал два.

Какие-то несколько минут, пока судьи раскладывали бумаги, можно было к клетке подойти.

Оля подошла и встала рядом со стоявшей там матерью. Лешка смотрел на нее и молчал.

— Зачем жить так? — тихо спросила Ольга.

— Хотел для нас с тобой заработать!

— Лучше бы мы на одну мою зарплату жили!

— Я мужчина, — сквозь зубы произнес Лешка.

Молчали.

И вдруг Лешка подошел к решетке, так от чего конвоир тут же отодвинул Ольгу.

— Ждать будешь? — услышала она.

И не думая о том, что говорит, она крикнула, потому что конвоир уже уводил ее в зал.

— Буду!

… И пошли письма.

От нее к нему постоянно, от него, когда как.

«Лешка! Я все думаю — как же ты мог так убить нашу с тобой жизнь! Наше счастье! Или оно было не наше, а только мое? Мое точно было.

И чем измерялось не знаю! Наверное — счастьем! Я ведь иногда в трезвую минуту помнила — жизнь с тобой — не самая лучшая партия! Ты вряд ли мог стать надежным отцом, да и надежным мужем. Ты вообще ненадежный! Но ты мое счастье! Ничего не надо — только тебя!

Наверное, это бы прошло, но не у меня. Я еще тебя не налюбилась, я с тобой на этом веке еще не нажилась!

А если бы любила, когда мне бы уже стукнуло сорок или не дай бог пятьдесят, то все равно ни о чем бы не жалела.

Правда, я этого не могу знать. Ты не дал.»

«Леша, я переживу эти два года, я дождусь, тогда налюбуюсь, тогда наживусь с тобой! Я, правда, не знаю, дашь ли ты мне этого дождаться!»

«Олька! Ты все-таки, жди. Я думаю, у нас все будет хорошо!

Уже прошло полгода. Ты не думай, что здесь тоска зеленая. Вовсе нет. Некогда об этом думать. В шесть подъем и дальше каждая минута по графику. Работа — шьем рукавицы, и только один час перед сном свободный. Тогда я думаю о тебе. Конечно, скучно, конечно — хочу тебя! А хотеть здесь — значит дрочить! А дрочить я могу только на тебя!

Ну, вот такое признание. Что хочешь думай, объясняюсь, как умею!»

«Да, Лешка, второй раз понимаю, почему я тебя люблю! Так объясняться в любви больше никто не может!

Ну, мне и не нужно.

Боюсь, Леш, что все эти твои