Кое-что у меня все-таки получилось. При условии, конечно, что это «кое-что» не было полной чушью.

Странные ощущения не исчезали. Я не вышел до конца из «провидческого транса», а лишь попытался это сделать. Словно вынырнул на поверхность из водоворота, который по-прежнему крутит, затягивая в глубину. Непонятно зачем я щелкнул на странице Камиллы — пришибленной красотки, натянувшей на себя образ вампира, — и принялся разглядывать ее галерею. Камилла на фоне мрачного склепа, с грустью смотрящая сквозь ажурную маску на полную луну и обнимающая свои обнаженные плечи… Я отрешенно переключал эти картинки, и мое сознание бросало то в будущее, то в минувшие дни. Прошлое не было радужным. А будущее… Оно не сулило ничего хорошего.

Камилла с прикрытыми в истоме глазами, раскинувшаяся на смятых простынях, — когда свет, вливающийся в большое окно с решетчатым переплетом, очерчивает лунными тенями ее тяжелую грудь… Улыбаясь, она звала к себе…

Встряхнувшись, я потер виски и перевел взгляд с Камиллы на коллекцию, занимавшую почти всю стену. Мечи, кинжалы, щиты… большей частью Средневековье.

Свинцовая усталость придавливала меня к креслу. Последние двое суток я провел перед монитором. Но дело было не в долгой работе, а в играх с провидением. Или просто с подсознанием? Как бы то ни было, это выжало меня как губку. Мне следовало бы поспать — часов шесть, не меньше.

Но Камилла, эти ее глаза…

— К черту весь этот бред, — выругался я и погасил монитор. — Раз уж спать не суждено, подышу свежим воздухом.

С этими словами я отправился в ванную. Там я принял холодный душ и привел себя в порядок — мне предстояло отправиться в место с фейсконтролем. Небритого парня с усталыми покрасневшими глазами сменил я обычный.

Из зеркала на меня смотрел высокий и широкоплечий молодой человек меньше тридцати лет от роду. Темноглазый и гладко выбритый, с мокрыми темными волосами, ровно зачесанными назад. Проводник, которому в очередной раз пришло время менять мягкое и удобное кресло на промозглую улицу…

Одевшись, я накинул плащ, сунул комп в карман и вышел в темный подъезд.

Воздух был сырым. Сквозные дыры чернели в лестничных площадках одна над другой, будто их проделал упавший метеор. Дождь вливался сквозь проваленную бетонную кровлю, с шорохом пролетая мимо и завершая свой путь далеко внизу.

Поставив на край дыры пакет со скопившимся за два дня мусором, я коснулся выщербленной штукатурки и проникся стылым дыханием стен.

Безмолвие и неподвижность. Все чисто.

Закрыв бронированную дверь своей квартиры, я столкнул носком сапога пакет в дыру и успел спуститься на целый пролет, прежде чем до моего слуха долетел звук падения.

Место, в которое я собрался, находилось в Ядре.

Свернув с освещенной улицы в темный переулок, я увидел в дальнем его конце огонек. Тогда я остановился и обострил чувства. Мусорные баки за несколько десятков шагов ударили в нос своей вонью, и я различил доносящуюся оттуда крысиную возню. Мое сердце размеренно билось на низкой частоте, как заключенный в грудь тамтам. Редкие дождевые капли, попавшие за воротник плаща, начали жечь спину льдом.

Прибегая к усилению восприятия, всегда нужно действовать осмотрительно. Внезапный грохот может оглушить, яркий свет — ослепить. Закурить, форсировав восприятие, — немыслимый поступок, все равно что зажечь целую пачку сигарет и как следует затянуться. А нашатырный спирт лишает обоняния — на пару Дней как минимум…

Усиленные чувства превратили огонек в конце переулка в вывеску, светящуюся неоном.

«Бархатный Рай».

Перед дверью заведения я заметил охранника — здоровенного парня, настоящую ходячую рекламу одного из тех чудо-продуктов, которые «гарантируют впечатляющие результаты за каких-то два месяца». Эту груду раздутых мышц обтягивала фиолетовая майка с той же надписью, что и на вывеске. Парень жевал жвачку, на поясе у него висела шоковая дубинка. Все как положено…

Я вернул восприятие к норме и двинулся туда, вдоль обшарпанной кирпичной стены, размалеванной кроваво-красным граффити.

Посреди переулка одиноко стояла женская туфелька. Поравнявшись с ней, я заметил ноги хозяйки. «Прикорнув» между мусорных контейнеров, девица лежала ничком на черном полиэтиленовом мешке, с задранной до самой груди мини-юбкой.

— Войди в меня, красавчик… — пробормотала она сквозь пьяный сон и приподняла ягодицы, уставив на меня свои неприкрытые прелести.

— Вход двадцатка, — донеслось с другой стороны. — Если нет клубной карточки.

Я протянул серебряную монету. Охранник проверил ее спектральным анализатором и, все так же невозмутимо пережевывая жвачку каменной челюстью, что-то шепнул в рацию.

Стальная дверь отворилась. Шагнув внутрь, я попал в компанию двоих таких же здоровяков в униформе и заметил едва видимое свечение под потолком. «Ситаксис», дорогая корейская система безопасности… Для обычного злачного места это было не «как положено», а немного чересчур.

Опередив просьбу охранников, я протянул им нож, пистолет и две запасные обоймы. Они приняли все это с равнодушными лицами — и это было вполне ожидаемо. Их лица стали бы совершенно другими, если бы меня угораздило принести сюда лазерный излучатель. О таком оружии эти ребята только слышали да видели в боевиках муляжи.

Я прошел туда, где гремела тяжелая музыка.

Стены и потолок зала расцвечивал неон. Светящиеся абстракции меняли очертания и цвета, перетекая из розового в фиолетовый, из фиолетового в голубой — и так по кругу. Полумрак за столиками в нишах оставался неизменным. Часть этих альковов закрывали зеркальные ширмы, и о том, что происходило внутри, мне оставалось только догадываться — пока я не пожелаю применить свои способности. Вокруг светящейся эстрады собралась целая толпа — танцовщицы стриптиза находились в перекрестье похотливых взглядов, извиваясь вокруг шестов, как змеи; под ноги им летели монеты. Атмосферу разгула озвучивало «Призрачное Сияние» — популярная в этом сезоне металлическая группа. Мешаясь с жесткими гитарными рифами, мягкий голос ее вокалистки плыл сквозь табачный дым.

После двух суток бдения в Паутине приятнее было бы оказаться в месте потише… Хотя дело было не только в усталости — я всегда ненавидел публичные места.

Пробравшись сквозь толпу, я отыскал свободный столик, и ко мне не замедлила явиться официантка. Неестественно яркие глаза и фирменная улыбка на откорректированном лице, идеальные формы — штампованный белокурый шедевр пластической хирургии, облаченный только в кружевные манжеты и символические бикини.

Она подумала, что не зря выложила месяц назад восемь тысяч на операции и еще четыре за новый безопасный силикон, — не какой-то бюджет с черного рынка, а качественный иммуносиликон из Европы…

Я заказал коньяк и проводил ее взглядом. Двенадцать тысяч, иммуносиликон… Это было нормально для содержанки какого-нибудь среднестатистического дельца, но совершенно недоступно даже для очень удачливой официантки — с ее жалованьем, чаевыми и всякими бонусами клиентов-поклонников.