Шкатулка всегда весила одинаково, хотя порой, когда они сдвигали гравированную крышку — которая поддавалась лишь в том случае, если ящичек поставить строго определенным образом, — матушка могла улыбнуться и весело объявить: «Смотри-ка, бегунок повернулся противосолонь!», после чего взгляду ее скептически настроенной дочери театральным жестом открывалось пустая пазуха.

В следующий же раз камень выглядывал из подбитого бархатом гнезда как ни в чем не бывало, такой же твердый, реальный и необъяснимый, как и все остальное в жизни этого семейства.

Ребенком Джинни порой думала обо всем их существовании как о своего рода фокусе, наподобие этого камня из шкатулки.

Когда ростовщик с помощью девушки открыл коробочку, ее обитатель был на месте: первая настоящая удача за последние недели. Мужчина извлек «бегунок» и, понятное дело, захотел оглядеть его со всех сторон. Камень же — как всегда — отказался поворачиваться, сколько бы усилий к нему ни прилагали. «Ого! — уважительно заметил ростовщик. — Это что, гироскоп? Хитроумная штуковина… хоть и довольно уродливая…»

Он выписал квитанцию и дал Джинни десять долларов.

Так что теперь у нее с собой было вот что: схема проезда, список автобусных остановок да десятка, которую она боялась тратить, потому что не смогла бы потом выкупить сум-бегунок, единственную вещицу, что осталась у нее от семьи. Семьи особенной, которая охотилась за своей удачей своим, особенным путем, никогда не задерживаясь на одном месте дольше полугода, будто за ними кто-то гнался.

Автобус притормозил, и двери, вздохнув, распахнулись. Джинни ступила на бордюрный камень, негритянка-водитель сочувственно посмотрела ей в спину. Вновь вздохнули двери, автобус с легким гулом двинулся дальше.

Спустя несколько минут негритянка позабудет худенькую, темноволосую пассажирку — дерганую, испуганную девушку, бросавшую косые взгляды за плечо.

Джинни стояла на тротуаре под спускавшимися сумерками. Где-то в южной стороне самолеты золотистыми инверсионными следами царапали темно-синий небосвод. Она прислушалась к городу. Дышали здания, рокотали улицы. С востока и запада доносилось шуршание покрышек, профильтрованное и приглушенное длинными коробками промышленных складов. Сработала и через пару секунд умолкла автомобильная сигнализация, обижено чирикнув напоследок.

Поодаль, сквозь окна и распахнутую дверь одинокого тайского ресторанчика изливалось теплое сияние.

Девушка шмыгнула носом и осмотрелась: улица широкая и пустынная, если не считать тускнеющих задних огней удалявшегося автобуса. Вскинув рюкзак на плечо, она пересекла дорогу и помедлила в лужице кисло-оранжевого света от уличного фонаря. Уставилась на зеленоватый бетон складской стены. Здесь можно и спрятаться. Тут ее никто не отыщет. Никому о ней ничего не будет ведомо.

Похоже, это верный путь.

Джинни знала, как заметать за собой следы, как стирать воспоминания. Даже если старичок окажется грязным извращенцем… она и с этим сумеет справиться. Ей доводилось бывать в переделках и похуже — куда как хуже.

У северного торца склада проволочный забор окружал бетонный пандус и небольшую, совершенно пустую парковку. Возле съезда с пандуса ворота с навесным замком перегораживали проход с тротуара. Джинни осмотрелась в поисках камер слежения. Не видно ни одной. Единственным средством привлечь внимание была потрескавшаяся пластиковая кнопка на позеленевшей латунной табличке. Справившись по листку со схемой, девушка еще раз уточнила адрес. Посмотрела на верхний этаж склада. Просунула палец сквозь ячейку проволочной сетки.

Нажала кнопку.

Полуминутой позже — она уже собралась уходить — прожужжал электрический замок, открывая ворота. Ни чьего-то голоса, ни приветствия.

Ее натруженные плечи благодарно обмякли — она так устала…

Впрочем, после всего, через что ей довелось пройти, слепо вверять себя надежде нельзя. Задействовав всю свою силу и талант отыскивать наилучший выход, она быстро прощупала запутанные джунгли причин и следствий. Нет, ничего нет. Этот путь — единственно возможный. Все остальные приведут ее обратно, к вихрящейся бело-голубой буре в лесу.

Вот уже несколько месяцев, как она чувствует, что оставшиеся в ее распоряжении варианты тают. Перед глазами никогда не всплывал этот склад, она никогда не предвидела, что очутится в Сиэтле, что окажется в бесплатном травмпункте с доброжелательной докторшей…

Джинни оттянула на себя створку и пошла вверх по пандусу. Ржаво поскрипывая, створка захлопнулась позади и защелкнулась на замок.

Сегодня ее восемнадцатый день рождения.

Тело Джека Ромера страдало от жажды. Тело Джека Ромера утомилось.

Очередная улица, за ней другая, за ней еще, и еще… Велосипед мчал худощавого, темноволосого седока как бы сам по себе, не нуждаясь в понукании на поворотах. Хватало легкого нажатия на руль, безразличного дерганья плечом… Кончик языка чуть высунут наружу сквозь расслабленные губы, карие глаза бездумно смотрят вперед… Все эти признаки вкупе с постоянной, монотонной работой ног на педалях словно говорили миру и велосипеду, что Джек Ромер вне себя. Буквально.

Притороченный над задним крылом седельный мешок, полный молоточков, побрякивал на каждой выбоине.

Тело, взятое само по себе — даже юное, — интересуется вовсе не приключениями или новизной, оно заинтересовано в постоянстве. Оно предпочитает не принимать важных решений. Поворот в нужном месте, порой смещение центра тяжести на крутом вираже, легкое и слегка удивленное вздрагивание при необходимости увильнуть от машин или иных препятствий — вот что образует собой сумму возможностей тела в отсутствие его хозяина. Непоседливостью оно обязано лишь бодрствующей мысли.

За какой-то час тело Джека удалилось от пункта назначения на мили. Были бы здесь холмы, не приходится сомневаться, что к этому моменту тело замедлило бы движение, желая передохнуть. Увы, на ровных улицах припортового района, заставленного складами и заводскими корпусами, было куда проще катить по шершавому асфальту или даже вымощенной булыжником мостовой, чем брать на себя решение тормозить.

Велосипед резко вильнул, огибая рытвину.

Невесть откуда взявшийся грузовик сердито загудел. У Джека дернулось правое веко. Водитель грузовика просунул в боковое окошко кулачище размером со свиную рульку, но Джек мчал дальше, безразличный ко всему. С гневным ревом громадная машина миновала перекресток, едва не задев велосипедиста бортом.

Гудящие фонари изливали розовато-желтый свет под хмуро надвигавшимися тучами. Дорогу накрыла тень, и ноги Джека принялись отрабатывать циклоиду с уменьшенным темпом. Три мили в час. Затем две. Одна. Велосипед начал терять устойчивость. Тело выбросило ступню вниз. Касание вышло слишком ранним, кроссовка перегнулась в подошве, цепляясь мыском за выбоины в асфальте.

— Ах ты!..

Все, телу надоело.