Сначала появился слух. Я начал слышать какой-то гул, а не только вопли тела о любви.

Затем появилось и осязание.

Запахи.

Контроль над ногой. Ступней.

— Я готов стать твоим цепным псом, что будет…

Нет, нет, нет.

Я ощутил, как моё сознание обогащается рефлекторными привычками и общими знаниями о мире, что хранились в мозгу у этого пацана. Информация лилась широким потоком; еще немного, и наши личности сольются в одно целое. Я получу все до одного его воспоминания и эмоциональные переживания.

Этого допустить нельзя.

Конечно, на одних только общих знаниях о мире поначалу будет трудно, но лучше так, чем всерьёз переживать о какой-то херне вроде экзаменов и баб, или что ещё там цветёт в мозгу восемнадцатилетнего.

Усилие над собой… Давно такого не делал, но это ведь не сложнее, чем бить камень. Оградив сознание от бурного потока, я искусственно заблокировал слияние; затем перешёл к увеличению контроля над телом…и, наконец, смог заткнуться.

Перед глазами появилась смутная картинка. Ни черта не видно, лишь огромное чёрное пятно. Надеюсь, это не Анжела.

Еще пара секунд, и зрение почти совсем пришло в норму.

И… бл*ть.

Я находился посреди какой-то сцены. А огромное чёрное пятно превратилось в целый зал, заполненный людьми. Впрочем, люди были не только в зале; кто-то стоял рядом на сцене.

Нихера не понимаю.

Звуки стали чётче; я смог расслышать гул, смех, ржач. Издёвки.

Я скосил взгляд вниз, на собственное тело. Худое, едва ли не истощённое. И одежда — разительно отличающаяся от той, которой щеголяла публика в зале. Можно сказать, я выглядел как бомж среди моделей с показа мод.

Я почувствовал неуместность; кажется, моё присутствие на этой сцене было почти неприличным. Наверное, правильным решением было бы как можно скорее уйти.

Вот только меня волновал один очень важный вопрос.

Прокашлявшись я поднял руку.

— Ещё минуту внимания! — прокричал я. — Я хотел бы уточнить одну вещь…

К моему удивлению, зал мгновенно стих. Будто бы всем было ну очень интересно узнать, что за уморительно смешную, жалкую дичь я сморожу в следующий миг.

— Кто такая, нахер, эта Анжела?

* * *

Молодые люди, в шахматном порядке рассеявшиеся за небольшими столиками, не спешили давать ответ на мой, казалось бы простой, вопрос.

Скорее, они лишь недоумённо хлопали глазами и переглядывались в попытках понять, что только что произошло.

Что ж, я же человек понятливый. Чего-чего, а это я за тысячу лет осознал кристально ясно: бесполезно биться головой об камень. Мечом, кстати, тоже.

Не хотят идти на контакт — ну и ладно. Да и до Анжелы этой дела мне, в общем-то, нет. Просто подумалось, что когда у тебя с нынешнем поколением разница в добрую тысячу лет, то любой повод завести беседу будет на вес золота.

— Извините, ах-ха-ха… — со стороны прохода к сцене раздался неуверенный мужской голосок. — Мой друг, кажется, перебрал…

Софиты продолжали слепить меня, поэтому я толком не успел сообразить, что произошло, когда чья-то дрожащая и потная от нервов ладонь ухватила меня за рукав и резким рывком потащила за кулисы.

— Ах-ха-ха… мы уже уходим, ах-ха-ха…

Парень приобнял меня под руку, сделав вид, словно действительно тащит пьяного друга подальше от чужих глаз, и мы быстро зашагали к большим дверям, над которыми красовалась зелёная табличка «Выход».

Банкетный зал, до этого предательски молчавший в тряпочку, враз зашевелился. Те, кто не возмущался произошедшим, принялись смеяться.

— Кто такая Анжела, говорит… напился, так веди себя культурно!

— Ха-ха, это же тот… да? Забыл, как его зовут.

— Да ты и не знал как его зовут. Вот позорище, божечки, ахаха!

Чем дальше мы отходили от центра зала, тем сильнее их голоса сливались в одну кучу. В кучах я копаться не люблю. Поэтому всё, что оставалось — это схватить своего нового друга покрепче и быстрее двигать ногами.

Тот же только и делал, что вздыхал через каждые пару метров.

— Стерлинг, мать твою, — он раздражённо пнул дверь из зала ногой, открывая нам путь. — Ещё никто меня так не обламывал!

Стерлинг?

Я нахмурился. Это имя я бы тоже с удовольствием забыл в будущем.

— Что, — хмыкнул он, — молчишь? Ага, мне бы тоже было стыдно. Месяц, блин! Целый месяц заставлять меня сидеть над переводом идиотской волшебной книжки, целый месяц обещать, что вот-вот, ещё немного — и наши жизни изменятся…

Мы шли по длинным коридорам, неумолимо следуя указаниям зелёных табличек с отважно бросающимся в белую пустоту человечком. Мимо нас то и дело проскакивали официанты с заставленными едой подносами да редкие опаздывающие на мероприятие гости в чёрных нарядах. Ни тем, ни другим, впрочем, не были интересны ни мы, ни то, о чём мы говорили.

— И вот, Стерлинг, я стою в назначенное время на нашем дурацком посвящении во второкурсники, — мы остановились посреди коридора, чтобы перевести дух, — полный надежды увидеть чудо, которое ты мне столько времени обещал… — он выдохнул. — А увидел только мямлящего про любовь к Анжеле долбо*ба.

Парень подставил руку мне под плечо и кивком головы указал, куда идти дальше.

— Что это было вообще⁈ «Кто такая Анжела»? Тебе что, память отшибло? Каждый вечер только про неё и слышу, а тут опозорился и делаешь вид, что не знаешь, да?

Мы наконец-то вышли на улицу, и парень меня отпустил. Теперь я смог рассмотреть его получше.

На голову ниже меня — ну, или Стерлинга, это ещё как посмотреть. Довольно щуплый, с неравномерно растущей на лице бородкой, больше напоминавшей запущенный случай щетины. Картину дополняли круглые, заляпанные отпечатками пальцев очки на горбатом носу.

Да… Таких, как он, любят скорее за глубокую душу.

Впрочем, его образ тоже никак не откликался у меня в голове. Память о прошлом этого… Стерлинга представляла собой белый лист; я успел получить от парня какие-то базовые знания, рефлекторные представления о мире, но только не

нём самом и его короткой, безрадостной жизни.

— Если чудо, о котором ты мне говорил — это сила твоей безграничной любви, то для того, чтобы впечатлить Анжеллу Аквиллу, нужно было придумать что-нибудь пооригинальнее, чем публичные признания, — хмыкнул он и потянулся в нагрудный карман пиджака за пачкой сигарет. —