Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Книга состоит из предисловия и тринадцати глав. В первых четырех главах представлен критический анализ идеологии и целей большевизма, коммунистической партии, классовой борьбы и идей создания бесклассового общества. Брок считал, что без понимания духовной сути большевизма невозможно понять происходящее в советской России.
Как известно из переписки Брока с Шахматовым, задолго до поездки в Россию весной 1923 года норвежский славист интересовался работами С. А. Котляревского, который считал, что социализм является одной из форм религии человечества, которая сейчас рождается. Эти слова Котляревского были одним из исходных пунктов анализа происходящего в советской России, предпринятого Броком. Большевиков Брок сравнивает с «повивальными бабками», участвующими при рождении новой религии. Он отказывается признать партию большевиков с позиций Запада. В западноевропейском понимании «русская коммунистическая партия» не является партией. «Коммунистическая партия – это секта, организованная как идеологическая армия борцов за коммунистическое евангелие, только вооружены они вовсе не проповеднической силой свободного убеждения, а орудиями совсем иного толка. Их источник следует искать в средневековом религиозном фанатизме, который вылился в безумную бойню, истребляющую и доводы здравого смысла, и элементарные нормы морали. Армия секты является тем столпом, на котором зиждется власть Кремля».
Общепринятое в начале прошлого века понимание роли большевиков в ходе истории Брок рассматривает как иллюзию, которая достаточно долго живет и еще не полностью искоренена из сознания наивно верующих, но она пока все еще развевается над воздушным замком русского большевизма подобно потрепанному и выцветшему обрывку флага. Брок понимает, что большевики в роли «повивальных бабок» новой веры не собираются ни отпускать, ни ослаблять свою мертвую хватку, поэтому несчастной России-матушке, несомненно, придется настроиться на перспективу принужденного смирения с родовыми болями на поколения, прежде чем пригодный на что-либо пролетарский зародыш увидит свет. И слова «диктатура пролетариата» остаются стоять как афиша для этой тиранической пытки.
Следующие три главы посвящены анализу системы судов и судопроизводства. Одним из тяжелейших последствий попыток создания нового бесклассового общества, нового человека Брок считает полное падение морали у правящей верхушки. Он пишет, что как бы ты ни был непритязателен в своих ожиданиях, непременно вздрагиваешь перед той жестокостью, бескомпромиссным тоном, самонадеянностью и отсутствием воспитанности и внешнего «благородства» по отношению к ближнему, которые так часто характеризуют русский коммунизм. Брок-гуманист неоднократно подчеркивает, что жестокость, деспотизм, чванливость, человеконенавистничество, жажда искоренения всего старого, проявление всех самых низменных человеческих инстинктов недоступны для понимания, если человек искренне любит Россию. Он пишет, что рассказы о революции «вызывают ассоциацию с диким экстазом, состоянием «вне себя», когда нормальные ценности, такие как чужая или даже собственная жизнь, уходят на второй план или просто стираются и когда люди – по аналогии с душевнобольным – в беспамятстве крушат предметы или, ослепленные страданием или наслаждением, истребляют все на своем пути. Большевики с марксистской ловкостью обернули в свою пользу это экстатическое состояние – не психоз, а скорее невроз, как сказал в беседе знаменитый Иван Павлов: «Самые низменные человеческие инстинкты – вот какую черту душевной и эмоциональной жизни они взлелеяли и поставили во главу угла».
Очень редко, но все-таки проступает параллельно с этим перевернутым миром и другая сторона русского человека: при более близком личном знакомстве заградительный щит может получить трещину, и тогда проступает действительная русская натура, обходительная, готовая к услугам, особенно для иностранцев, натура дружественная, полная любви и самопожертвования. О таких людях неоднократно говорилось «коммунист, но человек хороший», или чаще: «нет, не коммунист».
Науке, высший школе, воспитанию и образованию молодого поколения посвящены следующие четыре главы Описывая систему образования, Брок искренне восхищался мужеством русских профессоров дореволюционного поколения, которые были вынуждены работать в тяжелых условиях советских университетов, и ужасался сложившейся обстановкой. Многие из дореволюционных светил науки погибли или бежали, и только единицам удалось выстоять. Крылатой среди русских коллег Брока стала фраза о том, что жизнь уподобилась пребыванию в сумасшедшем доме, когда не знаешь, что произойдет через неделю. «Изменений в мире вузов столько, что всё это производит впечатление настоящей свистопляски». Постоянно хаотически и бессмысленно менялась система высшего образования, заслуженные профессора, ученые, преподаватели бесцеремонно увольнялись новоиспеченным руководством, а их место занимали угодные системе необразованные бездари. Броку не раз приходилось слышать такие фразы: «На следующей неделе мы не знаем, где, собственно говоря, будем учиться».
Для советской власти армия уволенных преподавателей в своей беспроглядной нищете представляла опасные остатки империалистической и контрреволюционной ереси. Невостребованная новой властью интеллектуальная элита дореволюционной России должна была умереть духовно и, по возможности, физически. Образованные умы необходимо было во что бы то ни стало задушить в большевистских тюрьмах. А если они и оставались по другою сторону решетки, то были заведомо обречены на голодную смерть: без пенсии и возможности получить другую работу, им было запрещено покинуть «райскую жизнь» в стране советов.
Не ускользнула от пристального внимания Брока и система приема в высшие школы, в основе которой была узаконенная система с привилегированным классом пролетарского сословия: «Решение о приёме в вуз принимает своевольная партия, и лицемерное доктринёрство настолько культивируется, что нам, простым смертным, оно представляется чем-то непостижимым – в частности, если посмотреть на это с точки зрения собственно коммунистического учения. Здесь речь идёт в первую очередь не о способностях. Самое главное – борьба за абсолютную верховную власть «класса», обеспечение привилегированного положения пролетариата, то есть коммунистической секты, работа во имя нового мировоззрения с упором на представление о том, что она может быть осуществлена только теми, кто принадлежит к истокам, истинному, неиспорченному пролетариату. Все остальные заражены опасными буржуазными взглядами, и у них, в лучшем случае, может случиться рецидив. Всем остальным, следовательно, должен быть самым тщательным образом закрыт доступ к высшему образованию, а если возможно – то и к образованию вообще. И здесь нет места ни стыду, ни сентиментальным предрассудкам. Система совершенно ясна».
Брок отмечает, что вся система приема и обучения в высших и даже средних школах функционирует как прекрасно отлаженная система, в которой есть что-то абсолютно сатанинское, что-то дьявольское, как охарактеризовал эту систему один из видных психологов и писателей России в беседе с Броком. Что же касается бесклассового общества и возможного риска, что, получив высшее образование, человек, хотя он и вышел из рядов пролетариата, сможет со временем выделиться и перейти в другой класс, слой новой интеллигенции, Брок пишет: «Если кто-то сомневается, то я попрошу раскрыть брошюру Бухарина, стенограмму его доклада от февраля 1923 года «Пролетарская революция и культура». Бухарин видит, что пролетарское происхождение не может быть полной гарантией от возможности перехода в другой класс, и этому крайне необходимо препятствовать всеми средствами. Поэтому предлагается проводить приемы в высшие школы только исключительно из пролетарских кругов, и таким образом закрыть путь к высшему образованию детям и внукам тех, кто высшее образование уже имеет.