– Зачем они так о Нейте? – дрожащим голосом выговариваю я, чувствуя, как в груди нарастает жгучая боль.

К глазам подступают слёзы.

Элис забирает у меня телефон и дружески обнимает.

– Вот гады! Так и знала, что ты расстроишься. Брось, Ви, они просто привлекают внимание, раззадоривают публику. Завтра примутся за кого-нибудь ещё.

Кейти протягивает мне салфетку, и я краснею от смущения. Снова слёзы из-за плохой рецензии. Как глупо! На этот раз критика действительно меня задела. Элис права – этот писака ударил в больное место.

– Вообще-то грустить – это нормально, – со знанием дела произносит Кейти. – Не отталкивай эмоции, переживи их, прочувствуй до конца.

Подруга так серьёзно цитирует своего психолога, что я невольно улыбаюсь. Мне перепадают нежданные сеансы психотерапии.

– Мне пора, – говорит Кейти, подхватывая свой айфон и натягивая джемпер. – Завтра у меня урок. Я играю на виолончели. А потом увидимся, ладно? – Она сердечно обнимает меня и напоминает: – Любая рецензия – это всего лишь чьё-то мнение, не забывай.

Ещё раз стиснув меня в объятиях, Кейти исчезает, и мы остаёмся вдвоём с Элис, да ещё мерзкий отзыв, будто повисший между нами.

Телефон Элис снова звякает, и я, вздрогнув, вытираю вспотевшие трясущиеся руки.

– Тимоти проснулся, – говорит она.

Тимоти – наш редактор. Элис поворачивает экран, чтобы я прочла сообщение.

Жду завтра в офисе в 2 часа.

Очень важно. С меня печенье.

Обнимаю. Т.

Я торопливо проверяю свой мессенджер, хотя и так понятно – мне Тимоти ничего не написал.

«Интересно. Может, он хотел встретиться только с Элис? Без меня? Не выйдет. Мы соавторы. А если редактор попытается отпихнуть меня в сторону, то покатится куда подальше».

– Как ты считаешь, он уже прочитал этот отзыв?

– Всё может быть, – отвечает Элис.

– Неужели он действительно думает, что нас можно соблазнить сладостями? Как детсадовских малышей?

Элис смеётся и задаёт вопрос:

– Так ты идёшь или нет?

Она целится пальцами в экран, стремясь поскорее отправить ответ.

«Интересно… Почему Элис не сказала: “Так мы пойдём или нет?” То есть она пойдёт, это решено».

И я киваю:

– Да, я иду.

– Кто же откажется от сладкого? – сверкает белозубой улыбкой Элис.

– Дураков нет.

Стуча ноготками по экрану, Элис выбивает ответ:

Согласны.

Печенье – только шоколадное.

Обнимаю. Э.

– Встретимся прямо там? – спрашивает меня подруга.

Офис редактора расположен неподалёку от Музея естествознания, и Элис знает, как я люблю гулять вокруг старинного огромного здания, прихлёбывая латте и притворяясь, что Нейт со мной, – ведь это его любимый музей. Мы с Нейтом часто туда ходили, когда брат был маленьким. Он набивал свою светлую голову самыми разными сведениями, старательно хранил их в памяти, чтобы однажды поделиться с окружающими, в самый, как правило, неподходящий момент. Однажды за чаем подробно рассказал тёте Мод о брачных играх карликовых гиппопотамов. Представляете? Карликовых гиппопотамов! Как ни странно, в просторных прохладных залах музея мне всегда тепло и уютно, а вот от одного упоминания о собственной книге, «Песнь повешенных», пробирает дрожь. Когда-нибудь я пойму, отчего так происходит.

– Ладно, – киваю я в ответ. – Давай встретимся на улице, у входа в здание. Не поднимайся к Тимоти без меня, его секретарша меня ненавидит.

– Да брось, эта стерва взъелась на весь свет. – Элис посылает мне воздушный поцелуй и говорит на прощание: – Спокойной ночи, и пообещай, что не станешь перечитывать эту отстойную рецензию.

– Обещаю.

И я тоже посылаю ей воздушный поцелуй.

– Элис —

Я торчу перед единственным большим зеркалом в бутике Karen Millen, прикладывая к себе так и этак платье лавандового цвета. У мамы скоро день рождения, и мне хочется подарить ей что-нибудь симпатичное.

«И пусть она бросится мне на шею и счастливо воскликнет: “Ах, Элис, ты самая лучшая дочь на всём белом свете!” И запоют птицы, а в небе зажгутся радуги огней… Ну как-то так».

Мы с мамой одного роста и вообще похожи. Она даже называет меня: «Мой двойник». И если платье будет хорошо смотреться на мне, то пойдёт и маме. Вот только лавандовый – явно не мой цвет. В этом платье я какая-то отвратительно бледная, с голубоватым оттенком.

Продавщица, молодая девушка, перехватывает мой взгляд. Я отворачиваюсь. Девица наверняка думает, что я самовлюблённая дура. Из тех, кто станет пялиться на своё отражение в реке, пока не шлёпнется в волны и не утонет.

«А может, Нарцисс был просто несчастным закомплексованным подростком? Смотрел на себя и мучился, что так неудачно выщипал брови. Кто знает, почему он утопился. Вдруг вовсе и не от любви к себе, а замечтавшись о косметическом пинцете».

Нога за ногу я бреду к кассе. Обшарив четыре бутика в поисках идеального платья, при виде которого мама засияет, как весеннее солнышко, признаюсь, что похвастаться мне, прямо скажем, нечем. Отбросив прочь мучительные размышления, протягиваю продавщице банковскую карточку и криво улыбаюсь.

Когда из кассы выползает чек, звонит мой телефон. Это Виола.

– Элис, где ты застряла? Мы должны быть у Тимоти через десять минут.

– Чёрт! – Я бросаю взгляд на часы. – Прости, уже бегу. Поднимайся без меня, скажи ему, что у меня месячные или что-то вроде того. Он покраснеет, запыхтит и забудет рассердиться. Сейчас, минутку… – Схватив сумку с платьем, я невнятно благодарю продавщицу и почти бегом направляюсь к выходу из бутика, огибая вешалки с осенней коллекцией. – Всё, выхожу из магазина.

– Ты ходила по магазинам? – шипит Виола.

– Ну да. Чуть-чуть. Буду у тебя через пару минут. Я совсем рядом. Пока. Целую.

И телефон отправляется в сумочку.

На эскалаторе я пробираюсь мимо стоящих друг за другом парней. Они провожают меня вожделенными взглядами. Ладно хоть слюни не пускают и смотрят молча. Как они мне надоели. После комы я здорово изменилась. С тех пор как из девочки я превратилась в девушку, меня рассматривали только как приложение к парням. Спишь с ними – шалава, отказываешь – динамщица. Свободна – на тебя охотятся, занята – называют «Элис и Ко (вставьте имя парня)».

Похоже, я забыла, каково это – быть просто Элис.

Через десять минут я у кабинета Тимоти, как раз вовремя. Лавандовое платье перекочевало в сумочку, чтобы не провоцировать Виолу. С неё станется прожечь меня обвиняющим взглядом. Ви – моя лучшая подруга, и я её очень люблю, но иногда она всё же перебарщивает со своими ханжескими замашками.