— А есть другой выход?

— В вашем случае нет.

— Тогда согласен.

— Тогда рассказываю. По стечению обстоятельств, у нас сейчас есть вакантное место смотрителя котлов. Да, тех самых котлов, в которых мучают грешников. Почему возникло свободное место, спросите вы? Отвечаю. Наш великий шеф, произведя в кой-то веки ревизию всех подвластных ему территорий, решил реформировать процесс искупления. С вашим техническим прогрессом, сексуальной революцией и вседозволенностью поток грешников не только не иссякает, но настолько увеличивается, что мощностей не хватает. И принято было решение обновить весь парк техники. Вот тут наша фирма и столкнулась с небольшими трудностями. Черти и демоны, великие мастера и фантазеры по поводу совращения душ, но полные профаны в технике. Мы можем пользоваться и виртуозно это делаем, но не изобретать, так как это в нас изначально не заложено. Вот тут и пришла идея, что на эту вакансию лучше всего принимать людей, так как вам изначально даны возможности выбирать и, следовательно, изобретать. Если вы согласитесь, вам будет поручено изобретать новые виды котлов, кои будут работать лучше, жарче и быстрее. Не волнуйтесь, сами вы в пытках участие принимать не будете и даже в испытаниях, на грешниках естественно. Мы же понимаем ваши убеждения. Пытать и мучить вам подобных вы не сможете. На этом и строится расчет. Нам нужны изобретатели и ученые, а не садисты, так как любой затрепанный черт превзойдет любого садиста по всем критериям. Ловлю стандартный и уже заданный вопрос, насчет того, почему именно вы. Сейчас от вас потребуется все самообладание и выдержка. Готовы? Через полгода у вас начнутся боли в животе, вы обратитесь к врачу, пройдете обследование, как полагается, и у вас найдут саркому лимфосистемы. Я надеюсь, объяснять не надо что это такое?

— Нет, — прохрипел Долгощупиков.

— Тогда продолжаю. Четыре "химии" хоть и продлят ваше существование, но, увы, ненадолго. По прошествии десяти дней после вашей смерти, жена, ваша любимая Нина Карловна, не выйдя из шокового состояния, начнет переходить шоссе на красный свет и будет сбита пьяным обладателем Мерседеса. Дочь, как несовершеннолетний инвалид попадет в интернат для слепых, квартира будет продана, так как находиться в ипотеке, и….

— Хватит! — прокричал инженер. — Довольно!

— Хорошо. Довольно значит довольно. Заметьте, я предупреждал. Зная вас, то, что вы почти каждый год изобретаете усовершенствования котлов, и только по несправедливому стечению обстоятельств и идиотизму вышестоящих, эти изобретения остаются только на бумаге, наша корпорация, хотела бы предложить место изобретателя и реформатора нашей системы наказания и искупления. Если вы согласитесь, то к работе вы должны приступить уже завтра.

— То есть сегодня для этого мне нужно умереть?

— Незачем. Поймите, подождав всего годик, мы вас все равно получим. Но как душа вы нас, если честно, не интересуете. Душа — не человек, и изобретать ничего, увы, не может. Такого добра у нас пруд пруди. Вы нам нужны живым. Мы продлим ваше существование надолго, но, увы, не в этом мире. Здесь же все будет оформлено, что вы умерли. Такие правила.

— То есть в физиологическом плане я не умру, только формально?

— Да. Вас поселят в небольшой мирок, где вы будете жить комфортабельно и сможете воплотить все свои мечты и бурные фантазии. Единственное что вы все же будете обязаны, это работать на нас, и не сможете покинуть того мирка.

— А что тогда я получу взамен?

— Слышу хватку делового человека. Взамен, как я и говорил, наша фирма восстанавливает зрение вашей дочери, после этого делает так, что на вашу убитую горем семью выписывается наследство далекой тетушки, водитель злополучного мерседеса засыпает за столом, ну и немного мелочей, как хорошее столичное образование для вашей девочки, приятный и богатый муж, ну и еще что-нибудь.

— Я их больше не увижу?

— Увы, таковы правила.

— А нельзя ли сделать так, чтоб я тут остался? И не нужно бы было вам тратиться на наследство и другие траты. Только зрение дочери верните и все. А я буду тут работать и посылать изобретения вам. Да что посылать, у меня, их сейчас столько, что вам на много лет вперед хватит. Ведь посудите, это же будет выгодно и вам и мне.

Лазарев встал.

— Я люблю деловые хватки, но не тогда, когда человек хочет получить все по контракту и заплатить как можно меньше. Условия контракта не могут быть изменены. Вы знаете, что вас и вашу семью ждет в будущем, и знаете, что можно будет сделать для исправления ситуации. Ответ может быть только один: да, или нет.

— Можно подумать?

— Можно. Но не долго. Если вы согласны, то будьте завтра в семь утра на перекрестке Набережной улицы и проезда Инвалидов. Если же вы собираетесь проверить то, что я вам описал про ваше не столь далекое будущее, то прошу вспомнить про дачу, дом и забор. Верьте мне, лучше быть живым и здоровым в далеком мирке и изобретать новые виды котлов для грешников, чем самому в них кипеть. Да и притом, подумайте, сможете ли вы смотреть в глаза своей семье, зная, что их ожидает и, зная то, что вы могли их спасти, не сделать этого.

— Это шантаж, — проскрипел Василий Иванович.

— Никакого шантажа, правда, еще раз правда, и ничего кроме правды.

— Я буду думать.

— Думайте, времени у вас до завтрашнего утра. И не советую напиваться. Лучше по трезвому запомнить этот мир и насладиться напоследок его красками. Всего доброго.

— И тебе не хворать.

— Иваныч, ты, что сам с собой разговариваешь? Не заболел часом? — усмехнулся начальник смены.

Василий Иванович посмотрел на часы, было без четырнадцати восемь.

— Юрий Константинович, а ты когда сюда заходил, тут кроме меня больше никого не было?

— Окстись, Иваныч. Только ты. Слушай, иди-ка ты домой, отдохни. В тебе сегодня надобности больше нет, так что свободен.

— Спасибо, — Долгощупик вышел из курилки и побрел в сторону раздевалки.

Это был сгорбленный и уставший человек.

— Сдает Иваныч. Может действительно хворает? — подумал начальник смены, глядя в след удаляющемуся инженеру.

Всю ночь Василий Иванович сидел на кухне, пил чай и смотрел на звезды.

— Что я собственно теряю? — шептал Долгощупиков, прихлебывая еще теплый чай. — Скотское существование на копеечную зарплату? Беганье по инстанциям и выбивание инвалидкой пенсии для дочери? Ежегодные унизительные проверки ее зрения на комиссии, как будто