Слезы высохли, в глазах Этери блеснул сумрачный грузинский огонь.

– Я хотела, чтобы Леван сам им сказал. Почему я должна говорить? Это же не я, это он ушел из дома!

– И? – осторожно спросила Катя.

– Он увильнул. Просто ушел, и все. И от разговора ушел. Я ему тысячу раз звонила: когда ты с детьми поговоришь? А он: ну я так счастлив, а ты мне все портишь! Ну поговори сама!

– Фира, тут уж не надо считаться, кто прав, кто виноват, надо самой сказать. Это же дети! Они же не понимают!

– Наверно, ты права, но… Ладно, я им скажу. Только это ужасно несправедливо. Я все время себя спрашиваю: что я сделала не так? В чем провинилась?

– Не надо. – Катя ласково взяла подругу за руку. – Ты ни в чем не виновата.

– Нет, виновата! – Этери вскочила и возбужденно прошлась по кухне. – Ты меня извини, но если я не закурю, я сейчас просто сдохну.

– Ладно, пошли на лестницу, – покорно вздохнула Катя.

Она взяла пепельницу, и они опять вышли за дверь. Будь дело летом, можно было бы на балкон, но стоял ноябрь.

– Ты ни в чем не виновата, – повторила Катя уже на лестнице.

– Да? А я чувствую себя тифозной Мэри.

– Кем-кем? – не поняла Катя.

– Была такая дура упертая в Америке сто лет назад. Здоровая носительница тифа. Работала поварихой и всех заражала. Трое умерли. А она все поверить не могла, что это из-за нее. В конце концов ее заперли принудительно.

– Все равно не понимаю.

– Не понимаешь? – желчно переспросила Этери. – Или просто придуриваешься? Мне кажется, сейчас все бабы смотрят на меня и думают: а ну как завтра мой припрется и скажет, что нашел любовь всей жизни?

– Ах, вот ты о чем… Могу тебя разочаровать: я ни о чем таком не думаю.

– Я тоже не думала, – вздохнула Этери. – Хотя примеров полно. Вот возьми Абрамовича. Жена ему пятерых детей родила! Чего ему еще в жизни не хватало?

– Пятого дворца, – улыбнулась Катя. – Седьмой яхты. Команды «Челси».

– Да это ладно, – отмахнулась Этери. – Это так, синдром трудного детства. Мальчик жил в детдоме, теперь редуты строит из дворцов и яхт между собой и этим самым детдомом. Нет, ему Дарьи Жуковой не хватало для полного счастья. Или Познера возьми. Так любил жену, столько вместе прожили, и вот – ему за семьдесят, о душе пора подумать, но нет, нашел себе бабу помоложе, отплясывает с ней твист в телевизоре, срам смотреть.

– Ну… может, это любовь? – робко предположила Катя.

Этери жадно, бездонно затянулась сигариллой и поморщилась.

– Я тебя умоляю! Хоть ты не говори мне про любовь.

– Фира… – Катя с тревогой вглядывалась в лицо подруги. – Тебе надо поговорить с Софьей Михайловной Ямпольской.

– А кто это?

– Женщина-психиатр.

– Думаешь, я сумасшедшая? Может, ты думаешь, мне все это привиделось?

– Ты не сумасшедшая, и ничего тебе не привиделось. Но я тебе очень советую с ней поговорить. Она поможет.

– Как? – горько отозвалась Этери. – Левану мозги на место поставит? Может, сеанс семейной терапии проведет?

– Нет, вряд ли, – покачала головой Катя. – Но она поможет тебе преодолеть горе.

– А я даже не знаю, надо ли его преодолевать, – упрямилась Этери.

– Конечно, надо! Ты докурила? Идем в дом.

Катя обняла подругу за плечи и чуть ли не насильно увела в квартиру. Опять они забрались с ногами на диван в гостиной. Чай был забыт.

– Ты посмотри на себя, – повторила Катя. – От тебя половина осталась, а ведь и раньше почти ничего не было! Что на тебе надето? Ты никогда так не выглядела! Непричесанная, ненакрашенная…

– Да-да, знаю. Распустилась. Но у меня нет сил на всю эту муру. Я раньше всегда ходила причесанная, накрашенная, а толку? Он все равно ушел.

– Фирочка, на нем свет клином не сошелся. Ты молодая, интересная… Есть на свете мужчины кроме Левана…

– А знаешь, – опять глаза Этери блеснули неистовой ненавистью, – я бы собрала всех мужиков, взяла пулемет и веером от живота.

– И твоего папу? – спросила Катя. – И дедушку?

– Дедушки уже нет на свете.

– Это не ответ, – нахмурилась Катя. – Тебе так хочется, чтобы я тебя выгнала? Не дождешься. Фирка, вспомни, как ты мне помогла, когда я загибалась! Теперь я тебе помогу.

– Подумаешь, денег одолжила! – пренебрежительно отмахнулась Этери.

– Дело вовсе не в деньгах. Ты мне работу нашла и жилье, когда я от Алика сбежала. А главное, ты меня поддержала. Могла бы запеть: какой-никакой, а муж…

– Нет, вот уж этого я никогда не спою, – отрезала Этери.

– Это ты сейчас так говоришь. Ладно, это дурацкий спор…

– Вот именно, – буркнула Этери. – Ты меня извини, я твоего Алика всегда на дух не переносила, с низкого старта. А ты знаешь, что он пытался за мной приударить? У тебя за спиной? Я тебе не говорила, расстраивать не хотела.

– Да бог с ним, с Аликом! – отмахнулась Катя. – Фира, ты должна посоветоваться с Софьей Михайловной! Я понимаю, тебе хочется злиться. Но она тебе поможет не зацикливаться, жить дальше, думать не только об этом. Она Герману помогла…

– А что, у Германа проблемы с психикой? – насторожилась Этери.

– А ты как думаешь? Он в Чечне воевал! Такого насмотрелся… Он мне потом рассказал… Тот чеченец, ну, который Саньку похитил, он мальчика десятилетнего убил. Горло перерезал из мести, за то, что этот мальчик им – Герману и его солдатам – в Грозном дорогу показал. Герман, когда узнал, что этот боевик Саньку увез… Я думала, это мне плохо, у меня сына похитили. А Герману было в тысячу раз хуже, но он и виду не подал.

– И все это заслуга Софьи Михайловны? – насмешливо спросила Этери.

– Зря ты так, – укоризненно посмотрела на нее Катя. – Это заслуга Германа, но Софья Михайловна ему очень помогла. Он сам так сказал. И Саньке моему она помогла. Он был совсем безбашенный, уже воровать начал. У мамы золото украл, представляешь? Мама-то мне, конечно, ничего не сказала, чтоб не расстраивать, а Софья Михайловна заставила его сознаться. И играть он бросил, теперь учится. Но до сих пор раз в месяц к ней ходит. Для профилактики. Фирка, не ломайся. Хочешь, я сама ей позвоню?

И Катя, больше ни о чем не спрашивая, взяла телефон.

– Софья Михайловна, здравствуйте, это говорит Катя Лобанова. Я не помешала? Софья Михайловна, у меня к вам огромная просьба: примите мою подругу. Ее зовут Этери, Этери Элиава. Да, она внучка того самого художника… Вы его знали? Я так и думала. Я вас очень прошу, пожалуйста. Ее муж бросил, она в ужасном состоянии. Ей надо помочь. Вы сможете? Я ее сама привезу, если надо будет… Конечно, лучше добровольно, но вы же понимаете… Я ее уговорю. Когда? Записываю. Спасибо большое. Ну вот, она назначила на послезавтра. Слушай, Фирка, переночуй у меня, а?