Среди женщин в белом одна была полненькая, чернявая, с пушком над вздернутой губой, типичная латиноамериканка. Другая, сухая и прямая, с гладко зачесанными седыми волосами, походила на учительницу младших классов. Конечно, это она говорила на прекрасном и чистом русском языке.

— Очнулись, Александра Сергеевна? — сказала на прекрасном и чистом латиноамериканка и ободряюще улыбнулась. — Как себя чувствуете?

— Спасибо, прекрасно, — прошептала Аля. У нее действительно ничего не болело, только голова была какая-то тяжелая и язык слушался плохо, словно опух. — А где?..

— Миссис Антонов, вы хорошо понимаете английскую речь? — властно вмешалась учительница.

— Достаточно хорошо, — сказала Аля, делая попытку приподняться.

— В таком случае, вы свободны, Галина, благодарю вас, — величественно бросила седая.

Маленькая брюнетка бесшумно выскользнула из палаты. Ну что ж, это даже к лучшему, получим информацию из первоисточника, без перевода. Что я здесь делаю? И где мой муж? Если я больна, почему он не бдит неотлучно у моего изголовья?

Но строгой учительнице никаких вопросов не требовалось, она сама перешла к делу.

— Меня зовут доктор Ребекка Моррис.

Аля не любила, когда у людей в имени встречалось слишком много «р». У нее в детстве были проблемы с этой буквой, и мама, по совету логопеда, заставляла ее называть себя Шурой. «Девочка, как тебя зовут?» «Шу-Ва, — брезгливо отвечала Аля. — Но меня так никто не зовет. Только доктол».

«Р» исправилась, ее благополучно приняли в английскую школу, а недоверие к коварной букве осталось. Мама от широты душевной рассказала эту историю любимому зятю, и он называл Алю Шурочкой, когда хотел подразнить. Урод, ну что тут можно сказать. Кстати, где он?..

— Вы еще слабы, миссис Антонов, — продолжала доктор Ребекка Моррис, у которой с буквой «р» не было никаких проблем. Напротив, она, кажется, особенно любила ее двойной раскат в середине своей фамилии. — …И мне жаль подвергать вас испытанию, но есть вопрос, который необходимо решить срочно. Я не слишком быстро говорю? Вы успеваете меня понимать?

Аля кивнула.

— Где мой муж?

— Я надеюсь, что вы полностью или частично помните все события. Ваш муж подвергся нападению акулы.

Шарк! Крики толпы. И что-то еще… Аля закусила губу, но решила дослушать до конца.

— Ужасная трагедия, я приношу вам свои соболезнования…

Она что, с дуба рухнула, эта врачиха через два «р»? Это у нее, наверное, трагедия. У Али с Лешей никаких трагедий не может быть. Они здесь отдыхают, понятно?

— Единственное, чем я могу вас утешить — у нас есть небольшая надежда…

— Он ранен? — сердито перебила Аля. — Давайте уже ближе к делу.

Доктор Ребекка грустно покачала аккуратно причесанной головой.

— Непр-р-равда! — заорала ей в лицо Аля через все три «р», а то и больше. — Это вр-ранье!

Она должна была провалиться в спасительное забытье, но не провалилась. И тут же поняла, что кричит по-русски.

— Миссис Антонов, дайте мне договорить.

Ребекка вроде бы не повышала голоса, но без труда перекрыла Алины вопли.

— Еще раз повторяю, что у нас есть надежда. Новейшие открытия медицины… Безусловно, это рискованный эксперимент… Не хочу утомлять вас научными деталями…

— Она его проглотила, эта дрянь, но есть надежда, что он жив у нее в животе? И можно ее поймать? — вроде бы поняла Аля. В голове у нее замелькали обрывки историй про Красную Шапочку в брюхе у волка, про Иону во чреве кита, а также сказка Киплинга, где тоже был кит, и моряк, и подтяжки — главное, не забудь про подтяжки, мой мальчик! Не иначе, в основу этих легенд легли реальные случаи чудесного спасения…

— Миссис Антонов, выслушайте меня до конца.

Она выслушала.

Акула не глотает людей живьем и не выпускает свою добычу. От ее мужа остался лишь небольшой фрагмент плоти, который выловили спасатели. Эксперимент заключается в том, чтобы по этой плоти попытаться восстановить человека.

Доктор Ребекка выложила это залпом, видимо, опасаясь, что бестолковая русская опять начнет орать.

Аля не орала. После того что она услышала, у нее все «р» выскочили из головы, да и остальные буквы тоже. Как это понять — восстановить человека?

— Какой фрагмент плоти? — пробормотала она.

— Безымянный палец левой руки, — отчеканила доктор Моррис.

И тут Аля увидела этот палец. Он лежал на брезенте у спасателей, похожий на яблочный огрызок, а люди шарахались, как будто он был живым и мог на них броситься. Сама она чуть не ткнулась носом в этот ужас и потеряла сознание от испуга и от жары. И вот теперь она здесь, в австралийском госпитале, а палец, или, по-научному, фрагмент плоти, — это все, что осталось от ее мужа, бизнесмена Алексея Антонова, рыжего бабника, выпивохи и прикольщика, тещиного любимца. Все остальное сожрала акула.

Аля снова забыла, как этот зверь называется по-английски. Ей казалось, что, если она вспомнит скользкое, похожее на обглоданный хрящ слово, ее тут же вырвет. Доктор подала ей воды, но Аля не могла разжать губ.

Что она говорила, эта Ребекка? Что из спасенного огрызка можно вырастить нового Алешку?

— Послушайте меня, миссис Антонов. На такую операцию нам нужно ваше письменное согласие, причем данное в здравом уме и твердой памяти. Именно поэтому я не приглашаю сюда психолога, хотя вы в нем явно нуждаетесь. Но я не хочу потом сражаться с адвокатами, которые будут доказывать, что согласие вы дали в состоянии нервного стресса. Я говорю с вами один на один и совершенно откровенно. У нас нет гарантий, что эксперимент будет успешным — мы проводим его впервые. Но шанс есть. Он уменьшается по мере того, как уходит время. Вы хотите вернуть своего мужа? Тогда надо поторопиться с решением.

Аля невольно поднесла руки к лицу и посмотрела на свои растопыренные пальцы. Вот из этого появится новый человек? Мальчик-с-пальчик? Вернее, мальчик из пальчика? Такое она не могла бы выдумать даже при очень большом вдохновении.

Аля привыкла не спорить с врачами, хотя не верила никому из них, даже докторам в Ницце, которые спасали трехлетнюю Юльку от ложного крупа. У этой Моррис в строгих глазах учительницы горел фанатичный огонь. Она просто крэйзи, и ей, а не Але нужен психолог. Или психиатр. Черт с ней, Аля даст любое согласие, ведь иначе они не оставят ее в покое, еще, чего доброго, не выпустят из этой богадельни.

В самом деле, на что миссис Антонов сдался безымянный палец мужа? Чтобы похоронить его на родной земле под причитания подруг и родственников? Или забальзамировать и хранить в шкатулке? Ах, Рыжий, какую потрясающую тему для застольных историй ты подарил жене на Новый год. Теперь она до скончания века может рассказывать, что ее ненаглядного проглотила сволочная рыба по имени «шарк». Вот только никто ей не поверит, все будут ахать и делать квадратные глаза, а потом втихомолку обсуждать, почему Антонов все-таки бросил свою драгоценную Алю, да еще так внезапно, посреди отдыха…