Так и продолжал видеть русский народ Константин Константинович лишь издалека, если бы отец не решил готовить его к морской службе и с двенадцати лет летом посылал на месяц-другой в учебное плавание на Фрегате «Громовой». На корабле не отгородишься, волей-неволей, а приходится общаться с людьми, в которых нет ни капли великокняжеской крови. Но Константин Константинович только радовался этой простой и необыкновенной жизни.

«Я встал в половине восьмого и, одевшись, пил чай. Конечно, не один, а с адмиралом и Шурой (это мой товарищ, одних лет со мной). Потом я с Шурой полез на марс. Мы отлично выпачкались смолой. Тут теперь у меня совсем другая жизнь» (4 июня 1870 г.).

Двенадцатилетний великий князь учится грести, пользоваться сигнальными флажками, ему даже иногда разрешают как взрослому постоять на вахте или поучаствовать в такелажных работах. Когда же встают на якорь, он бегает на берег за земляникой, а в городах осматривает музеи и другие достопримечательности.

Европейскую жизнь Константин Константинович в детские годы, наверное, понимал лучше, чем российскую. Ведь на родине он вращался исключительно в кругу семьи и августейших родственников, а за границей, хоть к нему и был приставлен воспитателем Иван Александрович Зеленый, кругозор становится заметно шире. То он беседует с встретившимся по дороге иностранцем-простолюдином, то хозяин суконной фабрики приглашает его к себе и показывает, как из шерсти получают сукно, то прислушивается к разговорам в портовых магазинчиках.

В шестнадцать лет Константина Константиновича, как и выпускников морских кадетских корпусов, произвели в гардемарины[2].

Отправившись в очередное плавание, он уже пробует командовать матросами и по-взрослому курит папироски. Но служба его легка, он на корабле — привилегированная особа. Когда в Копенгагене команда загружает уголь и продовольственные припасы, его приглашают к датскому королю и они беседуют с глазу на глаз. В Лондоне он не слоняется вместе с офицерами по улицам, а танцует на балу с одной из дочерей королевы. В Риме, Неаполе, Венеции, Афинах, где каждая остановка длится чуть ли не по неделе, изучает архитектуру, живопись, посещает театры. Великое искусство, о котором большинство его русских сверстников знало лишь по рассказам учителей и картинкам в книгах, он с детства видел воочию, и оно глубоко запало в его душу.

Несмотря на свои шестнадцать лет и высокий рост, в Петербурге Константина Константиновича продолжают считать ребенком.

«Со мной никто не говорит серьезно… По внешности я, в самом деле, еще дитя. Страшно задевают мое самолюбие, когда говорят: “Вы еще не можете этого понять"» (6 мая 1874 г.).

На фрегате он уже взрослый. Правда, особый — великий князь, который, хоть не дослужился еще до офицерского звания, обедает с командиром фрегата. У него столько привилегий, что, по мнению команды, это не морская служба, а увеселительная прогулка. Редкие встречи за обеденным столом с другими гардемаринами были лишь иллюзией товарищества — великий князь конфузился, а его сверстники тяготились присутствием столь важной персоны. И все же это было лучше, чем сидеть запертым в четырех стенах дворца.

Морским прогулкам, железнодорожным поездкам в Париж и Берлин, путешествиям в Крым отводились летние месяцы, иногда прихватывали часть весны и осени. В остальное время надо было не только развлекаться, но и учиться.

Дети вельмож в России получали, как правило, лишь домашнее образование. Учителей выбирали с громкими именами, почему-то считалось, что знаменитости, например поэт В. А. Жуковский, могут дать августейшим отпрыскам больше, чем профессиональные педагоги. И вместо правильного начального и гимназического образования у молодых великих князей в голове получалась такая каша, такой сумбур, что в пору было их переучивать.

С малых лет отец приохотил Константина Константиновича к музыке, они часто играли на фортепьяно в четыре руки. Сын уже в двенадцать лет перекладывал на музыку поздравительные стихи собственного сочинения, которые писались к именинам родителей и родственников. Рано пристрастился он и к рисованию, усердно учился копировать картины итальянских мастеров, пробовал себя в портретной живописи. Третье, чем мог похвастаться ученик, — иностранные языки.

Если не было выездов с родителями на запланированные дворцовые мероприятия, учебный день пятнадцатилетнего великого князя выглядел следующим образом:

9 — 10 час. — фортепьяно.

10 — 11 час. — чистописание.

11 — 12 час. — Закон Божий.

12 — 12 час. 30 мин. — завтрак.

12 час. 30 мин. — 14 час. — прогулка.

14 час. — 15 час. — английский язык.

15 час. — 16 час. — французский язык.

16 час. — 17 час. — русский язык.

17 час. — 17 час. 45 мин. — гимнастика.

18 час. — обед.

Вечер посвящался преимущественно театру.

Хотя Константин Константинович старательно относился ко всем занятиям, нет-нет, а взбунтуется душа, посетят мысли о никчемности затраченного труда, станет тошно от того, что не чувствует в себе мальчик любви к учебе.

«Во мне борьба, слезы, желание писать стихи, сочинять музыку, и ничего не выходит. Я другой человек здесь, я никуда негодный человек с тех пор, как уехал с Фрегата, не имею никакой цели, как ни горько» (6 ноября 1873 г.).

На семнадцатом году жизни к элементарным учебным дисциплинам, которые обычно проходят в начальных классах гимназии в двенадцать — четырнадцать лет, прибавились физика, химия, навигация, всемирная история и еще ряд предметов по выбору отца. Но и в семнадцать с половиной лет Константин Константинович равнодушен к учебным дисциплинам. Его неуравновешенная экзальтированная натура жаждет чего-то непонятного, несбыточного.

«Я так люблю Господа, так мне хотелось бы изъявить Ему свою любовь. Тут внутренний голос говорит: «Занимайся астрономией, исполняй свой долг…» Неужели в астрономии долг?» (23 марта 1876 г.).

Накануне восемнадцатилетия великого князя в Павловске собрались вызванные из Петербурга экзаменаторы, которым предстояло определить уровень знаний августейшего ученика. Ведь образование уже закончено, ибо пополнять его в высших учебных заведениях столь сиятельным особам возбранялось. Вдруг сын кухарки окажется способнее и ученее?.. Конфуз!

Экзаменаторы определили, что знания у великого князя хорошие, хотя на некоторые вопросы по естественным наукам он не смог внятно ответить. Зато прекрасно знал иностранные языки и музыку.

В Европе его сверстники королевских династий обыкновенно не останавливались на домашнем образовании. Будущий король Пруссии и германский кайзер Вильгельм II окончил университет в Бонне, будущий английский король Георг V — престижный колледж в Гринвиче. Увы, в России считалось, что русским монархам и их родственникам судьбой определено особое предназначение, а всестороннее, тем более специальное образование (финансы, дипломатия, юриспруденция и т. д.) — удел чиновников.