Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пожалуйста, не уходи, — шепнула та.
Гвендолин колебалась. Честолюбия ей было не занимать, разумеется, — как и должной, присущей Ланкастерам выдержки, и все же… Сердце у нее тоже имелось, как и у матери. Слезы… совсем на нее не похоже. Гвендолин еще никогда не видела, как мать плачет, — разве что однажды от смеха.
Возможно, ей следовало бы… чуть лучше подумать о том, как подать свое решение вступить в Гвардию. Но для разговоров уже не оставалось времени. Запись назначена на это утро.
Она встретилась с матерью глазами и заговорила как можно мягче. Дав себе обещание не плакать. Просто сдержаться, даже если очень хочется.
— Я очень тебя люблю, — тихонько призналась она.
А после Гвендолин Маргарет Элизабет Ланкастер перешагнула через обломки дверной створки и покинула родные стены.
* * *
Леди Ланкастер смотрела вслед дочери сквозь застлавшие глаза слезы. Лишь дождавшись глухого хлопка парадных дверей особняка, она повернулась к Эстербруку.
— Вы в порядке, капитан?
— Слегка озадачен, возможно, но в целом здоров, — ответил тот. — А как вы, ребята?
— Леди Гвен… — выдохнул один из охранников, с гримасой боли оглаживая скулу, — страшна в гневе.
— Стоило бы выказать оппоненту чуть больше уважения, — хмыкнул Эстербрук. — Отправляйтесь завтракать. После отработаем захваты и броски.
Смущенные охранники неуклюже поспешили на выход, и Эстербрук с явным удовольствием проводил их насмешливым взглядом. Постоял немного, повернулся к леди Ланкастер и недоуменно моргнул:
— Миледи… вы плачете?
— Конечно, — с крепнущей гордостью ответила та. — Вы это видели? Она совладала с тремя противниками!
— Нас было четверо, — мягко поправил ее Эстербрук.
— Гвендолин и прежде не сдерживалась, выступая против меня, — сухо парировала леди Ланкастер.
Хмыкнув, Эстербрук повел плечом:
— Все равно не понимаю. К чему было разводить подобную драму?
— Я хорошо знаю свою дочь, — ответила леди Ланкастер. — Есть только один способ увериться, что Гвен поступит как должно: это решительный запрет поступать именно так, звучащий из моих уст.
— Помнится, в свое время кто-то тоже настоял на вступлении в ряды Гвардии, моя госпожа, — задумчиво произнес Эстербрук. — Так, когда же это…
— В те времена я была совсем молода и донельзя своевольна, как вам хорошо известно. И все же, уходя, я вела себя совсем иначе.
— Разумеется, — кивнул Эстербрук. — Если мне не изменяет память, миледи, на своем пути вы разнесли в щепки не одну дверь, а целых три.
Леди Ланкастер впилась в его лицо твердым взглядом.
— Разве, Эстербрук? Я почти уверена, что вы преувеличиваете.
— А также с полдесятка статуй.
— Безвкусные поделки, не более.
— И та огромная дыра в каменной стене…
— Мать стояла прямо на пороге. Как еще я могла выйти?
— Так все и было, миледи, — рассудительно заметил Эстербрук. — Благодарю за уточнение. Теперь мне ясно, что подобные сравнения не уместны.
— Так и знала, что вы со мною согласитесь, — усмехнулась леди Ланкастер. — Благоразумия вам не занимать.
— Да, миледи. Вот только… — нахмурился Эстербрук. — Я уже сообразил, что вы хотели подтолкнуть дочь к службе в рядах Гвардии. Но, кажется, еще не совсем понимаю зачем.
Какое-то время леди Ланкастер задумчиво разглядывала его. Эстербрук был умелым воином, верным союзником и старинным другом, — но кошачьи глаза боерожденного лучше всего фокусировались на непосредственном окружении. Она даже не сомневалась, что Эстербрук, если попросить, способен закрыть глаза и подробно описать точное положение любого названного предмета в комнате. Но он едва ли представляет, где все эти вещи хранились до недавних отделочных работ и куда отправятся теперь, раз уж центральный элемент декора оказался расколот. Боерожденный привык иметь дело с настоящим, тогда как ей самой, как и всем Ланкастерам прежде нее, куда чаще приходилось задумываться о событиях далекого прошлого — или скорого будущего.
— В Копьях что-то назревает, — тихо произнесла она. — Люди видят чудеса и знамения. Четверо аэронавтов нашего флота докладывали о появлении архангела, — и каждый клялся, будто видел его своими глазами, не во сне или в пьяном угаре. Копье Аврора отозвало своих послов из Копья Альбион, и наши корабли уже начали вступать в стычки. В нижних хабблах давно назревают беспорядки, и…
Эстербрук склонил голову:
— Миледи?
— Кристаллы, они тоже… странно себя ведут.
Бровь Эстербрука поползла вверх, выражая недоверие.
Леди Ланкастер покачала головой:
— Не знаю, как еще это объяснить. Но я имею с ними дело всю свою жизнь, и теперь… с ними что-то не так. — Вздохнув, она отвернулась к обломкам дверной створки. — Впереди у нас темные времена, дружище. Конфликты, каких еще не видали с момента крушения мира. Моей дочери предстоит самой с ними столкнуться… Найти тех, кто будет противостоять этой буре, и осознать, что на кону. На службе Гвен справится с этим лучше, чем где-либо еще.
— Конфликты? — повторил Эстербрук. — Они с леди Гвен, похоже, и без того неразлучны.
Леди Ланкастер смотрела на разломанную дверь и завесу пыли, все еще клубящейся вослед ее дочери.
— Да, — еле слышно согласилась она. — Всевышний боже, архангелы, милостивые Строители, заклинаю вас! Берегите мое дитя…
«ХИЩНИЦА», ТОРГОВОЕ СУДНО АЛЬБИОНА
Капитан Гримм щелчком откинул в сторону правую линзу своих тяжелых гогглов. Воздушное судно Авроры казалось отсюда бледным сгустком в толще скопившихся ниже облаков, тогда как «Хищница» притаилась высоко над ним в аэросфере, скрытая слепящим солнцем. В лежащем еще ниже слое плотных туч и тумана вовсю бушевала гроза, но времени добраться до вражеского судна было еще достаточно. Нужно только постараться успеть сделать это прежде, чем молнии вмешаются в работу корабельных систем.
Приняв решение, Гримм тряхнул головой:
— Опускаемся на воздушных потоках. Боевая готовность. Выкатить орудия, развернуть сети: верхнюю, нижнюю и по обоим бортам. Полная нагрузка на покров. Курс на аврорианцев.
— Играть боевую тревогу! — проревел коммандер Криди, и корабельный колокол трижды прозвенел, чтобы отозваться нестройным хором ответных выкриков. — Орудия к бою!
Крик эхом прокатился вдоль палубы «Хищницы»; канониры уже спешили к своим турелям.
— Развернуть сети по периметру!