Шрифт:
Интервал:
Закладка:
и закончили школу.
Теперь с Троекуровым спорить
старую мать заставляют.
А я и не спорю, я знаю,
что от пересуда
не спасёт душегуба простуда,
не затмит партократа награда.
В общем, замуж за Пересвята
собралась я, добрые люди.
А чего ору? Не убудет!
Когда совесть с планеты ушла
Я проснулась и поняла:
совесть с планеты ушла,
совести больше нет,
закрылась она на обед,
в синем море купается,
а людьми и вовсе не знается,
в чаще сидит иль на небе.
И пока наши мысли о хлебе,
о домах, о яхтах богатых,
совесть ушла виновато
и больше уже не вернётся.
Она над нами смеётся
где-то в чужих мирах.
Вот я сижу на сносях.
Кто ж у меня родится?
Без совести где пригодится,
куда пойдёт и зачем:
за золотом, к власти. «Почём
нынче совесть?» — скажет,
а если скажет, повяжут
и кинут в темницу, да, да!
Ведь совесть ушла навсегда
и никогда не вернётся.
Ладно, раз мать твоя не сдаётся,
то и ты расти, мой сынок,
как в поле бессовестный колосок.
Беги, разыщи нашу совесть!
А я напишу о ней повесть.
Девочка-невидимка
Если Арктический Воин
обиделся навсегда,
то девочка-невидимка
не будет смотреть никогда
на эту тяжкую тяжбу,
на эту зыбкую зыбь.
Девушка-невидимка
сможет про всё забыть,
а также прощать не прощая
и не любя любить.
Женщина-невидимка
сможет в себя влюбить
города и народы,
неведомые пески.
Тебе понять это тяжко?
Значит, к ней не ходи!
Не ходи, она не полюбит
твои тревожные сны.
Она полмира погубит
от собственной простоты.
Её шокирует чудо,
её умиляет ложь.
И если она что забудет,
того уже не вернёшь.
Бабушка-невидимка —
это, наверно, я.
Перебираю числа:
в них лишь слова, слова…
Весёлые с печалями войны
Не было печали на свете.
Но откуда ни возьмись, налетели,
налетели, размахались крылами
большие такие Печали:
одна с головою медузы,
другая жирная с пузом,
третья, как смерть, вся белая.
Какая ж я девочка смелая
оказывается,
я с ножом на них,
пусть не показываются!
И все б хорошо, да беда,
всё летят Печали сюда,
присядут вот так у окошка:
— Лежишь невесёлая крошка?
— Кыш! — не улетают Печали.
Ну вот, начинай сначала:
— Что вам от меня надо?
— Жить в печали отрада! —
хохочет самая страшная,
как из кошмара ужасная.
Как же от них отделаться?
Выход один: дело делается,
дело делается, вот и не скучно,
стих написан, уже получше,
получше на душе, веселее.
Глядь, я ещё смелее,
достаю большущую скалку
и по Печалям бью палкой.
Тьфу на вас, чертовы куклы,
летите из моей кухни
совсем на другого героя,
который всегда весёлый!
Улетели Печали,
а я пью чай и скучаю.
Вот допью чай и вспомню
свои весёлые с Печалями войны!
Песня огородная, не свадебная пока что
— Здравствуй, кум
— Привет, Кума.
— Как живёшь?
— А как сама?
— Я ходила в огород.
— Что же там у вас растёт?
То ли брюква, толь чеснок,
топинамбур иль горох?
— Ай, заросло всё сорняком:
чертополохом, лопухом!
— Ну пошла бы прополола,
чем же хвастаешь, корова:
обленилась, зажирела,
всё б плясала ты и пела!
— Ой, кум-куманёк,
что за бред ты поволок?
Я ходила в огород, в огород,
ничего там не растёт, не растёт,
потому что хозяин плохой!
Куманёк, так огородик это твой,
твой, твой, твой огород,
а хозяин там лентяй да урод!
Тридцать раз плевала на тебя! —
собралась я и до дому пошла.
— Эй, кума, постой, погоди-ка,
ты зачем ко мне заходила?
Плюнула ещё раз и ушла.
Не скажу же куму, что пришла
присмотреться я к нему, как к жениху.
Ладно, завтра к чёрту снова загляну.
Если мужиков на свете мало
Когда мужчин не хватает,
баба злою бывает,
печальная бывает баба,
она и себе не рада.
Она телевизор смотрит
и видит: жизнь её портит,
жизнь её вовсе не красит.
Она губы чуть-чуть подкрасит,
съест помаду с едою.
Потом двери свои закроет
и алкашей не впустит,
заплачет: «Дома как пусто!»
Ей скажут: «Что ж ты хотела?
С нами выпить не захотела,
теперь сиди и жди принца,
вон в телевизоре лица.»
В телевизор баба уставится.
Знает, она не красавица,
но хочет Диму Билана
или Урганта Ваню.
Глупая, глупая баба,
к тебе сосед с бормотухой, будь рада!
Хватит мечтать о звёздах.
У них ведь всё тоже непросто:
нет им счастья в жизни,
потому что их звёздные лица
сглазили бабы дурные,
такие как ты — простые!
Горемычная я
Говорила б я с вами
Я живу в зачарованном доме,
там же живёт моя кошка,
мёртвая кошка… немножко.
Тут же горшок с цветами.
Говорила б я с вами
о любимой себе бесконечно,
но зачарованная квартира
дверь открывает. В вечность
сразу же попадаю,
а там говорю: «Бог с вами!» —
ведь я попадаю в вечность.
Руби, батяня, скворечник
и сразу же поджигай!
Да лихом не поминай,
я уже иду за тобою
к мёртвому, мёртвому морю.
Хоронила я мужа
Хоронила я мужа, закапывала
тридцатью лопатами закидывала:
лежи родной, не подымайся,
дыши мой милый, не сдавайся!
Ах ты, чёрт окаянный
належишься, встанешь первозданным.
Просыпайся, чего разлёгся!
И пошто тебе не встаётся?
Не поётся, не пляшется,
в кулачном бою не машется,
с девками не гуляется.
от чего душа твоя мается?
Пойди-ка, пройдись по воле:
поищи-ка ты лучшей доли,
кресты на могилках потрогай.
Поймёшь какой ты убогий.
Не у бога забрали забрало,
я твою жизнь украла
да на себя повесила.
Самой красивой невестою
разгуляюсь на новой свадьбе
Чёрт придёт: «Эх, украсть бы!»
А ты полежи, подумай,
раз ты у нас самый умный.
Но думать ему не хотелось.
А жизнь колесом вертелась:
в поле, с поля, до хаты,
и кругами ходит чёрт горбатый.
Как же скучно в автобусах жить
А я в автобусах скучаю,
ведь шофёр не нальёт мне чаю
и место своё не уступит.
Он взгляд напряжённый потупит,
когда я спрошу его: «Знаешь,
никогда ведь не угадаешь,
когда гаишник умелый
помашет тебе черно-белым
и пригласит поздороваться —
чай попить, постоловаться.»
Мне скучно с тобой, водитель:
ты не руководитель,
не президент, не бог.
Слышишь, мотор заглох,
приходится выходить:
— Может, пойдём чай пить
и разговаривать