Если у меня и были какие-то иллюзии, то они развеялись. Каждое тетино слово, каждый ее взгляд проясняли ее чувства. Не могу сказать, что понимание было для меня ударом, но все же все эти годы в глубине души я надеялась, что есть человек, который меня любит.

Высказать свою обиду было бы глупо. Впрочем, я была скорее не обижена, а зла. Несмотря на то, что школа была тихим местом, там все же не обходилось без злобных стычек, и я выучилась кое-чему, помимо школьной программы. Я проговорила сладчайшим голосом:

— Вы стареете, тетя, и я надеялась быть вашей опорой в ваши преклонные годы.

С застывшим лицом тетя рассматривала меня.

— Это просто удивительно, — сказала она мягко, — как ты похожа на свою мать, мою дорогую покойную сестру.

Несмотря на мягкость ее голоса и слов, по моей спине прошел холодок. Должно быть, мои чувства отразились на лице — тетя злобно улыбнулась.

— Нет, дорогая моя, наша встреча выгодна не мне, а тебе. Этот старый хлопотун Бим предложил это, и, должна признать, он был прав: опасно откладывать это надолго. Возможен скандал… Ну, опять этот рассеянный взгляд! Ты не можешь быть столь невинной. Что, в этой вашей школе не было флирта, свиданий?

В школе мы находились под постоянным надзором, но некоторые из нас все же ухитрялись флиртовать. Когда мы выходили на прогулку, старшие девочки уходили в конец аллеи, где их ждали. Там, далеко от бдительного ока мисс Плам, они обменивались взглядами и записками. Но у меня не было желания рассказывать об этих свиданиях или упоминать о печально закончившемся романе Маргарет с кюре. Выражение тетиного лица — жадное и насмешливое — возмутило меня. Я промолчала, и, помолчав минуту, тетя продолжала:

— Ладно, ладно, будь невинна, если тебе так хочется, это неплохо для молоденькой девушки. Но есть же у тебя хоть какое-то представление о том, что происходит между мужчи ной и женщиной? О супружестве ты уже наверняка слышала? Не вороти нос, мисс, вы должны знать, что вас ждет в будущем. Единственно возможный путь для богатой девушки из хорошей семьи — это замужество. На зиму я сняла дом в Вест-Энде, — такой провинциалке, как ты, это ни о чем не говорит, это фешенебельный район, — и если мы тебя не выдадим замуж, то не из-за недостатка моих усилий.

— Ваши усилия, — повторила я. От злости кровь бросилась мне в лицо. — От меня что, ничего не зависит?

— Не слишком много, — сказала она равнодушно. Она с неодобрением рассматривала мое пальто, столь тщательно выбранное мисс Плам. — Судя по тому, во что ты одета, твой гардероб, должно быть, страшно старомоден. Но это поправимо. В общем-то, как ты выглядишь, важно только для меня — я не могу появиться в обществе с плохо одетой женщиной. Будьте хоть чернокожа, или горбата, или и то и другое вместе, но с десятью тысячами в год…

— Я начинаю ненавидеть эти слова, — взорвалась я.

— И очень глупо с твоей стороны. Они обеспечивают тебе положение в обществе.

— Положение моего отца.

— Это не важно. — Тетя ухмыльнулась. Я предпочла бы, чтобы она рассмеялась своим лающим смехом. Ее ухмылка была сальной и жестокой. — Если бы твой папочка не скончался, к глубокому моему прискорбию, во цвете лет, тебе бы немного досталось. Это удача для тебя, что он умер, не успев промотать деньги, полученные во время войны, не говоря уже о немалом наследстве твоей матери. Ты получила наследство также от старшего брата твоего отца, дети которого умерли в младенчестве, а еще от бабушки и дедушки. Вот так-то, — сказала она, смакуя каждое слово. — Ты богата потому, что много людей безвременно скончались. Приятно думать, что ты нашла свое богатство на дюжине могил, не правда ли?

Тогда, в 1842 году, железные дороги в Англии были длиной всего несколько сотен миль, поезда были грязными и неудобными, и люди светские избегали пользоваться ими. Мы ехали в карете из Кентербери в Лондон целый день. Поездка оказалась не столь неприятной, как я опасалась. После взрыва злобы тетя успокоилась и показала себя замечательной собеседницей. Она развлекала меня рассказами о большом городе и его жителях. Некоторые истории были смешные, некоторые грустные, но во всех без исключения чувствовалось озлобление. Я притворилась искушенной в житейских делах, чем немало удивила леди Расселл, но втайне я была шокирована некоторыми историями, особенно теми, где критиковалась юная королева.

Мисс Плам была предана Ее Величеству, гостиная была увешана литографиями и рисунками, изображающими ее хорошенькое надменное личико и изящную маленькую фигурку. Когда она выходила замуж за своего красавца — кузена принца Альберта, сердца всех девочек в школе восторженно трепетали, и все мы сходили сума от элегантных усов принца и его высокой мужественной фигуры. Мы праздновали рождение каждого ребенка в королевской семье с преданностью и энтузиазмом. Никто не мог бы сказать, что королева не выполняет свой долг — после двух лет замужества у нее было уже двое детей.

После низкопоклонства мисс Плам тетины замечания возмутили меня, как богохульство. Она допускала, что принц — парень ничего себе, но утверждала, что он ужасно ограниченный человек. Двор уже достаточно натерпелся от его тупости и ханжества. А что до Ее Величества, я поняла, какой тщательной цензуре подвергала мисс Плам все новости, доходившие до нашего уединенного мирка. Первый раз в жизни я услышала отвратительные сплетни про королеву и ее министра лорда Мельбурна. Это были ужасные коротенькие стишки про «миссис Мельбурн». В других стишках высмеивалась толщина королевы, а некоторые тетя не осмеливалась говорить в полный голос. Она повторяла строки, но заменяла самые значимые слова бормотанием и хитрыми взглядами. Я до сих пор помню один сравнительно невинный куплет, описывавший впечатление, произведенное на королеву прекрасными усами принца Альберта:

«…Усов густых был столь прекрасен вид,

Уж как тут свадьбы ждать, когда вся грудь горит!»

Я удержалась от негодующего замечания, готового сорваться с моих губ, но тетя заметила мой оскорбленный взгляд и удвоила веселье. Она хохотала до изнеможения.

После полудня, отяжелев от обильной еды, она задремала, перестав меня изводить. Ее вид был неприятен — храпящая, с открытым ртом. Я сосредоточила свое внимание на виде из окна, но только к вечеру увидела нечто, что заставило меня вскрикнуть. Мой крик разбудил тетю, и она высунулась в окно, чтобы посмотреть, что же так потрясло меня.

— Да, да, — пробормотала она раздраженно, — это собор Святого Павла. Слава Богу, мы приехали. Я полумертвая от усталости. Детка, не таращь глаза, это не модно.

Я не смогла бы себя заставить не таращить глаза, даже если бы я старалась следовать моде. Я так много слышала о Лондоне от счастливиц, чьи родственники жили там и навещали их на каникулах. Столица с двумя миллионами жителей — самый большой город в мире, с улицами, освещенными газовыми фонарями, с прекрасными зданиями, парками, дворцами, великолепными церквами. Там в зоопарке были львы и тигры и черепаха, такая огромная, что она могла катать детей на спине. Я была слишком большая для этого, и это было обидно, но я могла посмотреть панораму Великого пожара. Амелия видела ее, она заплакала и хотела убежать, настолько реальным было изображение, но папа рассмеялся и удержал ее. И королева… Наверное, я смогу увидеть королеву. Должно быть, я говорила вслух. Тетя фыркнула: