Что вообще есть музыка? Скопление нот, которые мы воспроизводим? Мгновенное воспоминание о другом времени, когда ее играли? Мы будто врываемся в прошлое и соединяемся с чем-то большим! Что я вообще забыл на математическом… – добавил он.

Такой фонтан красноречия не мог оставить Катерину равнодушной, и она выдала:

– Ммм…

Михаила это не смутило, и он продолжил смотреть вдаль, и неяркие солнечные лучи освещали его профиль – Катерине он казался высеченным из скалы. Неожиданный поток информации грозил смыть остатки здравого смысла, но, сколько она не вглядывалась в лицо Михаила, ничего, что могло как-то прояснить ситуацию, она так и не обнаружила. Наконец Михаил очнулся, развел руками. Катерина хотела было сказать нечто более глубокомысленное, но такой возможности больше не представилось.

Остаток вечера она слушала цветистые рассказы Михаила о его становлении как скрипача. Новоявленный Паганини сыпал терминами, затмевающими даже знаменитый ораторский арсенал ее преподавателя по теории литературы, и явно наслаждался свиданием. Благо, Михаил на этот раз пригласил ее в кафе, где можно было занять себя хлюпанием чая или на худой конец просто молчать и пытаться вникнуть в то, о чем говорил ее собеседник. Катерина всю дорогу сомневалась в своих умственных способностях, но точки кипения достигла лишь тогда, когда Михаил застал ее врасплох, с серьезным выражением лица спросив:

– Что ты думаешь об алеаторике?

Наскоро подумав, Катерина выдала:

– Я вообще редко о ней думаю.

Михаил чуть ли не впервые за вечер взглянул на свою спутницу с явным интересом, а та еще долго не могла понять, то ли он ее дразнит, оскорбляя в лучших чувствах, или искренне не понимает, что ей, как человеку бесконечно далекому от теории музыки, простительно давать легкомысленные ответы. Как бы там ни было, Катерине было стыдно. После ужина Михаил предложил подбросить ее домой, и она не стала возражать.

В машине играл концерт Чайковского для скрипки с оркестром ре мажор, а мимо плыли улицы, облитые светом фонарей. И вновь все было загадочно и в некоторой степени романтично. Катерина слабо улыбалась своим мыслям и, ни слова не говоря, смотрела в окно, размышляя о том, как она оказалась в такой ситуации.

На прощание Михаил обнял ее и поцеловал в щеку. От него пахло цитрусами и чем-то пряным, на лице сияла довольная улыбка.

Слово «алеаторика» надолго врезалось Катерине в память, и сразу после возвращения домой пришлось залезть в поисковик, дабы повысить свой интеллектуальный уровень. Оказалось, что эта самая алеаторика представляет собой направление в музыке, которое возникло в XX-XXI веках, и ставит во главу угла элемент спонтанности в исполнении некоторых частей музыкального произведения.

Удивительное дело. В их более близком знакомстве спонтанности было мало, как и свободно текущих бесед. Михаил, бесспорно, оказался эрудированным малым. Катерина гадала, получится ли у нее когда-то рассказать ему хоть что-то интересное из того, что она знает, пусть даже это будет теория литературы… Но шанса продемонстрировать уровень своего интеллекта до этой минуты все не представлялось.

Катерина много читала, довольно сносно говорила по-английски и с интересом изучала французский, но все это меркло, стоило Михаилу перетянуть одеяло разговора на себя. Его глаза напротив, те самые, чайного цвета, светились восторгом, и Катерина смотрела в них, теряясь в восхищении пополам с невысказанными мыслями и мнениями. Ей больше не хотелось выдавать мычание вместо содержательных ответов, и она мудро молчала, вспомнив, что в молчании даже максимально отдаленный в плане коэффициента интеллекта от Эйнштейна человек не кажется непроходимо тупым.

После очередной встречи Катерина вновь позволила Михаилу себя поцеловать. Это был холодный, вязкий поцелуй без признаков жизни. Михаил, впрочем, этого не заметил, обещал позвонить и скрылся, довольно насвистывая.

***

Дыхание осени становилось все более заметным. Сентябрь пылал в кронах деревьев особенно ярко на фоне серых многоэтажек. Багряные, зеленоватые, ярко-желтые листья, ловя ветер, планировали вниз, слой за слоем покрывая землю и асфальт шелестящим ковром. С приходом более частых дождей замелькали зонтики и плащи.

Лето стрелой промчалось мимо, оставив в памяти блики солнца, практику, которую Катерина проходила в одной из школ с подружкой по имени Эля, и мордашки пока еще не разочарованных в жизни детей. И встречи с бесповоротно разгаданным Михаилом, конечно, куда же без него.

Катерина купила новое пальто кремового оттенка. Оно было сшито из плотного драпа, было тяжелым и выглядело представительно и серьезно, как и полагается приличному пальто. Катерина не чувствовала себя в нем слишком уютно, но твердое решение этой осенью выглядеть ослепительно перевесило острое желание запрыгнуть обратно в привычную, но безнадежно невзрачную серую куртку с огромным капюшоном.

Каблуки новых лакированных сапог звонко стучали об асфальт. Непросто ощущать себя королевой, когда идешь по неровной дороге, ноги скукожились в неудобной обуви, а в голову лезут всякие глупости.

Конечно, вряд ли они встретятся в этом семестре… Катерина, впрочем, уже успела отыскать на сайте университета расписание занятий Михаила, чтобы держать все под контролем и больше никогда с ним не пересекаться, ради чего пришлось даже прибегнуть к пляскам с бубном, потому что университетский сайт по обыкновению зависал в самый ответственный момент. Ну хоть «фига» на экране не высветилась, и на том спасибо. А то если вдруг этот Михаил хоть раз попадет в ее поле зрения, она ему покажет! Этот напыщенный музыкантишка еще поймет, кого он упустил!

Михаил обладал удивительной способность говорить о себе долго, зычно и без запинок, с поразительной точностью выкапывая из памяти мельчайшие детали собственной биографии. Участь Катерины была незавидной – ей приходилось молча сидеть или молча стоять, в зависимости от того, где Михаил начинал свой монолог. Если же ей приходило в голову что-то, достойное того, чтобы это озвучить, у нее в запасе было ровно полминуты, затем ее неумолимо затягивал поток слов, со стремительностью горной реки льющийся из уст Михаила. Решительных действий, помимо лишенных какого-то ни было огня поцелуев, он не спешил предпринимать. С каждой новой утомительной встречей очарование Михаила улетучивалось, будто растворяясь в воздухе. Его близость уже не так волновала, а некогда красивые глаза превратились в глаза обыкновенные, пусть и восхитительного цвета.

После одной из таких встреч, которой было суждено стать последней, Катерина как на духу сообщила предмету своих воздыханий, что если биографии Чайковского или Паганини еще могут вызвать ее интерес, то его собственная в таких подробностях – едва ли. Катерина не без гордости вспоминала тот момент, когда его физиономия из самодовольной превратилась в удивленную, а потом – в совсем озабоченную. Михаил открыл было рот,