href="ch2-20.xhtml#id1175" class="a">[20], но он редко использовался в античности и средневековье на всем протяжении из-за необходимости преодолевать многочисленные горные отроги и реки. Чаще использовались отрезки этого пути между главными портами, а от Трапезунда до Вата (Батуми) вплоть до XIX в. сколько-нибудь пригодных сухопутных дорог не было вовсе и сообщение осуществлялось по морю[21]. Тем не менее, Прокопий Кесарийский измерял расстояние от Халкедона до реки Фасис 52 днями пути человека налегке, возможно, преуменьшая время возможного перехода[22]. Основной же северный сухопутный путь через Анатолию, известный еще с доисторических времен и используемый римскими и византийскими армиями, пролегал значительно южнее Понта — от Константинополя по долинам рек Амний (Тёксу), Галис и Ликий (Келькит) к Амасии, Неокесарии, Колонии, Феодосиуполю (Эрзеруму) При этом район Сагалы, лежащей на этом пути, играл ключевую стратегическую роль. Он контролировал «проход» как к понтийским областям, так и в центр Анатолии. Поэтому в Сатале размещались значительные римские и византийские гарнизоны, а близ нее происходили многие кровопролитные сражения, решавшие судьбы региона (битвы Византии с персами в 530 и 623 гг., битва сельджуков с татаро-монголами при Кёседаг в 1242 г, столкновения Мехмеда II с Ак-Коюнлу в 60–70-е гг. XV в.). Путь от Трапезунда через Пайперт к Сатале позволял снабжать гарнизоны продовольствием и вооружением, доставляемыми по морю[23]. В IX в. через Пайперт проходили пути паломников (с Кавказа и из Трапезунда) в Иерусалим. В Пайперте старцы получали подаяние на этот нелегкий и дальний путь[24].

Торговые пути с севера на юг по суше не были лишены опасности как от нападения врагов, разбойников, так и даже от диких зверей. Волки и медведи могли испугать скот и загнать его в горы или загрызть на ночных стоянках[25]. Даже трехдневное путешествие по трудным горным дорогам казалось длинным[26]. Большим препятствием в пути были частые, густые туманы и низкая облачность, особенно в восточной части Понта[27].

Морские пути были зачастую удобнее сухопутных. Лежащие друг против друга мысы Карамбис на Анатолийском берегу и Криумегопон (Бараний лоб) — на Крымском лежали на оси в самом узком месте Черного моря и как бы делили его на два моря[28]. Именно вдоль этой оси шли нисходящее и восходящее течения, с древности используемые мореходами для быстрейшего пересечения Эвксинского Понта. Уже с конца V — начала IV в. до н. э. этот кратчайший морской путь был освоен греками и активно использовался в течение всего средневековья[29]. Столь же привычной была навигация вдоль северного побережья Анатолии и в Азовское море[30].

К сложностям плавания в Черном море античные и средневековые авторы относили туманы «по всей окружности» Понта, большое число отмелей и оледенение северной части моря в зимнее время[31]. Осенние бури с сильным встречным ветром также представляли опасность; плотная пелена дождя, волны, захлестывающие палубу, и вздымающиеся до неба, невидимого для плавающих — таким рисует шторм у берегов Пафлагонии агиограф, описывающий путь из Константинополя в Трапезунд. Чтобы спасти людей и судно, капитан был вынужден прибегать к традиционному средству — выбрасыванию всего груза за борт[32]. Опасными для навигации в бурю считались и устья рек, например, Сангария, при впадении в море образовывавших воронки, сложные и опасные течения[33]. Зимнее плавание еще в IX в. казалось делом исключительным и рискованным, требующим мужества, причем даже путь между Амастридой и Трапезундом расценивался агиографом как долгий[34]. Ситуация сильно изменилась с ХIII в., когда иные корабли и мореходный опыт генуэзцев и венецианцев фактически расширили сезонные рамки навигации, всегда не лишенной риска, сделав и зимние перерывы все более короткими и подчас не обязательными[35].

Желая обезопасить себя в плавании, византийцы полагались и на высшие силы, и на накопленный навигационный опыт. Сплав этих двух компонент на огне астрологии привел к появлению любопытного жанра морских календарей. Два из них, относящиеся к X в., сохранились в рукописи, принадлежащей выходцу из Трапезунда кардиналу Виссариону, но касаются они плавания в Восточном Средиземноморье, а не в понтийских водах[36]. Аналогичных материалов для Причерноморья мне неизвестно.

Некоторые понтийские реки были судоходными в нижних течениях и по ним также можно было перевозить грузы на небольших судах — до 6–8 т. По реке Чорох, например, в середине XIX в. такие суда могли подняться примерно до 40 англ, миль вглубь суши, а по Йешил Ырмаку — почти до Амасии, на 60 миль[37]. Разумеется, эта навигация не была всесезонной и по экономическому значению не могла сравниваться с морскими или сухопутными путями.

* * *

В древности[38] область Юго-восточного Причерноморья, где позднее возникла Трапезундская империя, именовалась Понтом. Топоним был производным от принятого у греков названия Черного моря — Понт Эвксинский («море гостеприимное»). Однако, представления о пределах Понтийской области в античности были расплывчатыми и не раз менялись. То Понт считали частью Каппадокии[39], то относили его западную часть к Пафлагонии, а восточную — к Колхиде[40], то рубежами на западе определяли Босфор («устье Понта») и Пропонтиду[41]…

И все же, наиболее принятой следует считать традицию, у истоков которой стояли Геродот, а затем и Страбон. Они писали, что границей между Понтом и Пафлагонией является река Галис[42]. Устье Галиса[43] и районы западнее него[44] и считались большинством античных авторов рубежом двух областей. При передвижении границы к западу от Синопа учитывалась генетическая связь этого города с Понтом. "Последними пределами Понта" Аполлоний Родосский в III в. до н. э. именовал Фасис (Риони)[45], но реальные границы Понта на востоке совпадали с рубежами царства Митридага или Римской империи, т. е., как и в византийские времена, проходили по реке Чорох или немного западнее от нее. Южные же границы определялись горной цепью, пролегавшей чуть южнее верховьев реки Галис[46].

Южное Причерноморье до и в период Великой греческой колонизации (VIII–VI вв. до н. э.) населяли племена разного этнического происхождения: пафлагонцы и каппадокийцы (как иногда считают, родственные хеттам), тибарены, моссинойки, дрилы, халибы, мосхи, макроны, колхи (затем отпочковавшиеся от них лазы, принадлежащие к той же мегрело-чанской языковой группе[47]), чаны[48]. Основой их хозяйства было скотоводство. Халибы, жившие на территориях от реки Галис до р. Акампсис (Чорох), отличалось храбростью и во времена Ксенофонта имели укрепленные поселения, штурмовать которые не решались даже хорошо обученные и вооруженные греческие наемники Кира[49]. Халибы, по преданию, не занимались ни земледелием, ни скотоводством, но были известны как