Зрелище того, как её ноги висят в воздухе, было для Джимми Джо как удар под дых.

– Ты нам тут не нужна. Отправляйся домой, – он сплюнул.

– Откуда тебе знать, нужна я тебе или нет? Ты же меня не знаешь.

– Я знаю достаточно.

– А знаешь что, Джимми Джо? – Она вдруг взъерепенилась, лицо её залил румянец. – Готова поспорить, из тебя вышел бы отменный летун, если б ты только попытался. Но теперь ты этого никогда не узнаешь, потому что ты так перетрусил, что и пробовать не станешь. Заячья душа.

Джимми Джо мгновенно выпрямился.

– Ничего у меня не заячья душа.

– Да ну?

Вздёрнув вверх одну руку, Пайпер взмыла вверх. Через пару секунд она была так высоко, что казалась крошечной точкой в небе. А затем она стала спускаться ниже, ниже и ниже – целя прямо на Джимми Джо.

На какое бесчинство способна бесчинная девчонка вроде неё? Джимми Джо не знал и не собирался узнавать. Он упал наземь и обхватил голову руками. Она пронеслась над ним, и он кожей почуял шевеление воздуха – так близко к нему она пролетела.

– Заячья душа! – выкрикнула она, улетая, и больше не вернулась.

Это была последняя соломинка – Джимми Джо вскочил на ноги и помчался к доске объявлений. Он сорвал листовку Пайпер Макклауд, так что кнопки разлетелись во все стороны. Он скомкал бумажку и сунул в карман.

– Посмотрим, много ли учеников у тебя будет, Пайпер Макклауд! – крикнул он и потряс кулаком в воздухе. Пайпер не обернулась, вероятно, даже не услышала его, слишком высоко она поднялась.

Джимми Джо стоял посреди пустой улицы, в одной руке у него была бита, другая, сжатая в кулак, воздета в воздух. Пропади она пропадом, эта Пайпер Макклауд со своими полётами. И пропади пропадом все остальные, с кем она сейчас вытворяет всякую небывальщину.

Слепень вернулся и снова зажужжал над головой у Джимми Джо, но он даже отмахиваться от него не стал. Он потерял всякую надежду найти кого-нибудь, с кем можно поиграть, не говоря уж о том, чтобы выйти победителем. Заняться ему нечем и не с кем, значит, с тем же успехом можно двинуть домой. Опустив к земле бейсбольную биту, он повернул в сторону фермы Миллеров и медленно поплёлся по жаре.

Пайпер летела как стрела. Она прижимала руки к туловищу и тянула носки. Долететь с Главной улицы до фермы Макклаудов ей ничего не стоило – жалкий десяток километров, не более минуты пути.

Небосклон усеивали кучевые облачка, и Пайпер взрезала их насквозь, окунаясь в прохладный туман, столь приятный после не сообразной времени года жары. Поля внизу были вскопаны и готовы к севу; в округ Лоуленд пришла весна.

Похвастаться округу Лоуленд особенно было нечем. Он лежал во всеми забытом углу страны и состоял из сорока пяти разнокалиберных ферм, заботливо засаженных и в поте лица возделываемых многими поколениями. Ничего особенного в округе Лоуленд не происходило, и жителей это вполне устраивало. Они рождались, вырастали, трудились на земле, по воскресеньям ходили в церковь, совали нос в дела соседей, а когда придёт время, без особой суеты отходили в мир иной. Так уж было заведено.

Ферма Макклаудов была втиснута в самую что ни на есть серединку округа Лоуленд, и поколения Макклаудов делали ровно то, что положено, и так, как заведено. Однако всё переменилось в тот день, когда родилась Пайпер, а затем переломилось ещё сильнее, когда она пригласила своих друзей пожить на ферме. С приездом целого выводка необыкновенных детей ферма Макклаудов, прежде едва сводившая концы с концами, сделалась процветающей. Акры бережно засеянных полей, стадо коров, немалая отара овец, полный курятник, а посредине – огромный старый амбар, тракторный сарай, новёхонький коровник и небольшой домишко, обшитый белёными досками, недавно принарядившийся голубыми ставнями и приоконными ящиками с цветами.

К этому-то старому амбару и летела Пайпер, словно возвращающийся на родной насест почтовый голубь. Со стороны амбар ничем не отличался от многих других в округе Лоуленд. На самом же деле это была операционная база группы самых искушённых и незаурядных ребят в целом свете.

Пайпер приземлилась во дворе фермы и подошла к двери амбара, на которой был установлен сканер, настроенный так, чтобы считывать ДНК любого, кто попытается зайти внутрь. Он мгновенно идентифицировал Пайпер, и она ступила внутрь, туда, где за фасадом старого покосившегося сарая был целый мир – наполовину футуристическая научная лаборатория, наполовину центральное управление по борьбе с преступностью.

Пайпер не замедлила шага, чтобы подивиться на мониторы, на которые по нескольким каналам поступали данные со спутников, и на прочие устройства, одновременно высокотехнологичные и весьма причудливо сконструированные; у неё не было времени рассматривать персональные рабочие столы, расставленные по периметру амбара, и все столь же разные, как и способности ребят, которые за ними сидели. Над ней на бывшем сеновале была лаборатория, откуда доносились странные звуки, свидетельствовавшие о том, что эксперименты Конрада вовсю булькали и бурлили. На стенах начали появляться всё новые фотографии – свидетельства пережитых ими приключений, память о местах, где они побывали, и людях, которых повстречали. Она не остановилась даже, чтобы вытащить из пасти Фидо металлический зажим. Фидо – питомец Конрада – был странной помесью ящерицы, летучей мыши и носорога. В последнее время он завёл нехорошую привычку таскать важные вещи и жевать их, пока те не превратятся в нечто неузнаваемое.

Вместо этого Пайпер шагнула в самый центр организованного хаоса – там стоял стол для совещаний. За столом сидели, дожидаясь её, десять ребят в возрасте от девяти до семнадцати лет. В течение нескольких лет эти дети не только жили вместе, но и работали, и взрослели. И это сплотило их в сильнейшую команду и самую близкую семью.

Во главе стола стоял четырнадцатилетний Конрад, который был мозгом всех операций – как и пристало супергению – и главным автором всех перестроек, превративших амбар Макклаудов в рай высоких технологий. В делах своих он был аккуратен и точен, просто ходячий факт. А ещё он был лучшим другом Пайпер.

Рядом с Конрадом сидели близнецы, Нален и Ахмед Мустафа; покачиваясь на стульях, они вдруг тыкали друг друга, а если окружающие зазеваются, могли и пульнуть в какого-нибудь несчастного жёваной бумагой. Нален и Ахмед были самыми старшими в команде (им уже исполнилось семнадцать лет), однако именно от них чаще всего можно было ждать какую-нибудь каверзу. Конрад всегда присматривал за ними в оба глаза: от пары мальчишек, способных в мгновение ока устроить в солнечный денёк самую настоящую метель, можно было ждать чего угодно.

За близнецами сидели Джаспер и Вайолет, самые тихие и робкие члены команды. Джасперу недавно стукнуло девять, и он по большей части перерос своё нервное заикание. Этот хрупкий худышка обладал чудесным даром исцелять, а по глубине сопереживания другим с ним могла сравниться только Вайолет. Вайолет в ту минуту была вполовину меньше своего обычного роста, ведь её только что поразила бумажная пулька Налена. Она легко пугалась и могла уменьшиться до необыкновенно малого росточка – по собственному умыслу или же от испуга. Когда Вайолет оставалась нормального размера, она была застенчивой красавицей – смуглянкой с тёмными глазами, в которых отражалась сама её душа. Несмотря на нелюдимость девочки, ребята очень ценили и любили Вайолет за её верность и тихую отвагу.