Он тихо поднялся и прошёл на кухню, приготовил на завтрак кашу, и поспешил на работу раньше, чем она проснулась.

Обычно, в автобусе улыбался один только он, будто пытался разогнать хмурые тучи, нависшие над головами остальных, но в этот раз ему отвечали взаимностью все. Он даже проверил, не испачкался ли в чём-то. Будто сегодня наконец рак на горе свистнул и вся страна разом вспомнила, что умеет улыбаться.

В этот день он поднимался в лифте один, но даже на работе все улыбались, принимая его рукопожатия, и голоса людей стали казаться ему не тленными и серьёзными как музыка на похоронах, но уверенными и обнадёживающими как солнце, просвечивающее сквозь море облаков.

Чуть ли не впервые за всё время работы, он сам без труда находил идеальные ответы звонившим, и даже шутника парой наводящих фраз заставил подумать над своей жизнью. А когда ему вновь, третий день подряд, попался скромняшка, то тихо рассмеялся.

И это был тот самый человек, которого он уже узнавал по тяжёлому дыханию, однако теперь звуком на фоне снова стали спешные шаги.

Потом они остановились, послышался тихий щелчок кнопки и скрип задвигающихся дверей, а через мгновение начала хрипеть музыка, немного напоминающая стоны привидений, решивших сыграть на мелодичных тросах, поскрипеть пружинами, ну и потормошить банкой с гвоздями, куда же без неё.

Он сбросил с себя наушники и помчался к лифту, ловя странные взгляды то ли улыбающихся, то ли скалящихся коллег, и подлетел к самым его дверям.

Лифт двигался. Он слышал это не только по стонам тросов, но и по приближающемуся завыванию музыки.

Его сердце колотилось, глаза то смотрели на дверь, то судорожно метались по сторонам, останавливаясь на каждом остром и тяжёлом предмете.

Вот тросы прекратили стонать. Вой музыки сменился хрипом, хрип сменился тишиной. Двери медленно открылись и из него вышла крупная дама.

— Что-то случилось? — нахмурилась она, разглядывая его широко раскрытые глаза.

— Эээ, да не, видимо не только в нашем лифте такую музыку поставили, — покраснел парень и вдруг засмеялся. Он смеялся долго, хохотал, держась за живот и стирая слёзы, пока она молча наблюдала за ним.

Когда он наконец закончил и забубнил, будто сочиняя какое-то оправдание из одних только гласных, она положила ему на плечо руку и устало сказала:

— Сходи к мозгоправу, пока не поздно. Или хоть отпуск возьми. Нет у нас в лифте никакой музыки.

.˙.

˙.˙

От автора:

Благодарю за прочтение.

Поделиться мнением и прочитать интересные факты можете на моём сайте: https://kaiq.ru/books/62_what_a_terrible_music/#ff