Прокашлявшись, потирая грудную клетку, Шелестов откинулся на спинку пилотского сиденья и закрыл глаза. Но так перед его глазами по-прежнему все прыгало и плясало. «Нет, — подумал он, — глаза лучше открыть». Сзади послышались голоса, и Шелестов с трудом повернул голову.

— Ну, из тебя пилот, как из Когана балерина, — покачал Буторин головой. — Что с летунами?

— Пилот погиб, а штурман нас вот спас…

Шелестов замолчал на полуслове, повернувшись к штурману. Тот сидел, свесив голову набок и с закрытыми глазами. Оперативник поднялся, поправил голову летчика, положив ее на спинку сиденья прямо, потом проверил пульс на шее и облегченно вздохнул.

— Он просто сознание потерял, — сказал Шелестов. — Тащите, ребята, аптечку. Они нам жизнь спасли. Так что доложить надо будет по возвращении, как и что было. Поняли, кто вернется, тот и доложит. Штурмана надо перевязать. Он потерял много крови, пока сажал самолет.

— Ну-ну, — хмуро остановил командира Коган. — Все вернемся, и все доложим. Рапорта напишем, чтобы к орденам представили, пусть кого и посмертно, дети гордиться будут.

— Эмоции выражать заканчивайте, — сказал Сосновский. — Война. И перед нами задача стоит. Уходить надо. Тот летчик, что нас сбил, сообщит своим, и через полчаса тут будет рота автоматчиков с собаками. Полетную карту заберите.

Штурман пришел в себя, когда его вытащили из самолета и уложили на траву под деревьями. Кровь остановили. Из серьезных ранений было только пулевое в бедро. Кожу на голове рассекло осколком, но рана была неопасная. Шелестов присел рядом с летчиком, когда оперативники посадили того у дерева и налили в кружку крепкого горячего чая.

— Как тебя зовут, капитан?

— Валентин Осипов, товарищ подполковник, — держа кружку двумя руками, ответил штурман. — Что с командиром? Погиб?

— Да, погиб, — хмуро кивнул Шелестов. — И нам не удастся его похоронить.

— Я понимаю, — согласился штурман. — Здесь вообще скоро будут фрицы с собаками, а тут я еще со своей ногой. Вы вот что, товарищ подполковник, вы оставьте мне автомат…

— Не дури, капитан, — перебил летчика Шелестов.

— Я с командиром останусь, вы потом передайте координаты нашим, может, партизаны или местные жители…

— Я сказал, не дури! — повысил голос Шелестов. — Это приказ! Ты нас вытащил, раненый! И мы тебя вытащим. Командиру уже не поможешь, а тебя вытащим. И все на этом!

Оставив Осипова отдыхать, Шелестов отошел к своим товарищам, которые собирали вещмешки с самым необходимым. Аптечки, НЗ, воду, патроны. Оперативники вопросительно посмотрели на командира.

— Идем следующим порядком. Двое ведут летчика. Один во главе — головной дозор, другой замыкает, прикрывает сзади. Когда двое устают, меняемся. Пока есть силы, надо уйти подальше от самолета и желательно по воде, чтобы сбить со следа собак. Собаки могут быть.

— А как с заданием? — спросил Буторин, замерев с автоматным магазином в руке.

— Задание никто не отменял! — проворчал Шелестов. — Выберемся из опасной зоны, определимся с местом своего положения и наметим маршрут к этой разведшколе. Связи с руководством у нас не будет еще долго. Значит, выполняем приказ.

— Только разведшкола к тому времени эвакуируется, — хмыкнул Коган. — У нас и так из-за этого времени на подготовку было в обрез, а тут уже каждый день на счету. У них эвакуация через два дня начнется, если планы не изменились.

— Борис, а что ты предлагаешь? — осведомился Сосновский, пожевывая травинку и глядя на солнце. — Снова завести наш самолет, развернуть его на руках и взлететь?

Они шли уже два часа, но за это время так и не удалось определиться с координатами места по карте. Горы, долины, небольшие реки. Все очень похоже друг на друга. Чтобы точно понять, где находится группа, нужны какие-то характерные ориентиры. Лучше всего железнодорожная станция и табличка с названием на здании. Или населенный пункт, желательно побольше, и указатель с ясным и понятным названием. На крайний случай подошла бы мельница, завод, другой объект, встречающийся не часто, но обозначенный на топографической карте соответствующим значком. Но если не знаешь, куда идти, то надо просто уходить подальше от самолета.

— Уф. — Буторин опустил летчика на траву и повалился рядом. — Единственная надежда, что если появятся немцы, значит, рядом населенный пункт, в котором есть гарнизон. Иначе нам никогда не определиться, где мы находимся.

— Типун тебе на язык, — проворчал Коган, падая рядом на траву.

Шелестов достал из планшета летную карту и расстелил на траве. Штурман сразу же подвинулся ближе и стал бросать взгляды то на карту, то на местность. Через пару минут летчик заговорил. Его лицо иногда искажала страдальческая гримаса из-за боли в раненой ноге, но он мужественно терпел.

— Смотрите, вот наш курс, — провел он пальцем прямую линию по карте. Грозовой фронт был встречным и немного смещал нас с северо-запада на юго-восток. Болтанка была сильная, часть пути мы прошли по приборам без привязки к наземным ориентирам. Восстановить координаты положения не удалось из-за «мессеров», которые нас в результате и сбили. Значит, мы еще часть пути шли не по маршруту, а мотались, уходя от огня. Я прикинул нашу скорость во время прохождения грозового фронта, ну и расстояние, которое мы прошли. Получается, что место нашего падения — вот здесь, в предгорьях вот этого массива. Населенных пунктов почти нет, в чем мы и убедились. И судя по местности, по которой мы шли сейчас, то все вроде совпадает.

— Значит, мы еще в Румынии, — сказал Шелестов. — И отклонились от цели мы километров на триста. Есть какие-либо соображения, ребята?

— Есть, — тут же ответил Буторин. — Если передвигаться пешком, если постараться, да по ровной местности — это шесть дней пути. С раненым все двенадцать. Мы можем потерять сутки и выйти вот сюда, к ближайшему шоссе. Захватываем машину, немецкую форму, документы и двигаемся к цели своего задания — к разведшколе. На машине мы туда доберемся за сутки.

— Вы вот что, разведчики, — мрачно произнес штурман. — Вы обо мне не думайте. Костыль я сам себе из ветки сделаю, еды только чуток оставьте. А так я сам доковыляю до ближайшей деревушки, присмотрюсь, глядишь, кто и возьмет на постой раненого, не станет гитлеровцам сдавать меня.

— Исключено, — отрезал Коган. — Я лично против. Мы далеко отошли от места падения самолета. Можно потратить час и сделать носилки. Два шеста, четыре куртки, и все. Скорость передвижения увеличится…

— Тихо! — вдруг произнес Сосновский и замер, держась за лямки вещмешка, который он собирался снять с плеч.

Вокруг было тихо. На полянке жужжали шмели да тихо шелестели листочки на осинке. Еловый лес поднимался дальше по склону, а справа, где-то внизу, журчала речушка.