Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты философ, Никола! Про могилки рассуждаешь. Рано или поздно все там будем! Никого не минует чаша сия. Тогда уже все равно станет, зарастет она или цветочки на нее приносить будут. А, может, ты не философ, а просто придуриваешься или дураком родился?
— Ах ты, клоп человеческий! — вспыхнул Никола. — Посмотрим, кто из нас дурак! Твоя башка под прицелом! Бросай ствол, а то отправлю тебя к твоей прабабке!
Опять пистолет стрелка фыркнул пулями в ответ, и снова пули срезали ветки куста над головой Николы. А одна из них угодила в бордюр перед кустом, отколов кусок от бордюрного камня. Противостояние затягивалось. Конечно, Никола хорошо видел противника. Тот лежал на дороге, как на блюдечке. Головой повернут к нему. Никола мог бы легко всадить в эту голову пулю. А вот противнику было сложнее. Он плохо контролировал водителя Корозова. Того скрывал куст и высокая трава. Стрелять наугад было глупо. Хотя можно было бы попробовать. Вполне допустимо притянуть за хвост фортуну. Но для этого нужна была обойма с патронами, а у него их осталось — кот наплакал. Потому приходилось выжидать, когда Никола отчетливо появится на мушке ствола. Со своей стороны Никола, пока Леша был занят с Глебом, тоже ждал, когда у стрелка закончатся патроны, чтобы взять его тепленьким. А пуля в голову, хоть и из травмата, совсем не гарантировала этого. Время от времени он дергал парня своими окриками:
— Эй ты, я жду! Долго созреваешь! Мое терпение может лопнуть, и я всажу тебе пулю в башку! Тебе крышка, если не положишь ствол! Хана! Или ты окончательный дурак и не понимаешь этого? Кончай заниматься дурью! Сдавайся! — Никола ругался и уговаривал одновременно.
В это время охранник помог Глебу подняться на ноги и они, пригибаясь, вернулись в подъезд. Вошли в помещение консьержки. Глеб, затрудненно дыша, опустился в кресло. Его била мелкая дрожь. Все так скверно. Неизвестность брала за горло, душила. Он молчал. Нервная морщина дергала щеку. Мысли в голове набегали одна на другую, не давали времени, чтобы сосредоточиться. Сунул руку в карман, достал телефон, позвонил начальнику охраны:
— Исай, давай с охранниками к моему дому! На меня было покушение! Сообщи Аристарху!
Полнотелая женщина с сединой в волосах и родинкой на подбородке в просторной вязаной кофте и такой же просторной юбке, консьержка, испуганно охала, помогая Леше снимать с раненного плеча Глеба пиджак и окровавленную рубаху. Достала аптечку:
— Ничего тут нет, ой, ничего нет в этой аптечке! — суетливо задвигалась и закудахтала, как курица наседка, на все помещение. — Бинта нет. Куда же он подевался? Все было. Все было. А теперь нет. Всегда так. Когда что-то нужно, никогда не найдешь. Ну что за люди. Ну что за люди! — охала она, непонятно, кого имея в виду. — Да кто это по вам стрелял? Да как же это можно стрелять в живого человека? Как можно убивать? Это же убийцы какие-то.
С трудом под скрип зубов Глеба, наконец, стащили с его плеч простреленный пиджак и окровавленную рубаху. Корозов, морщась от боли, раздраженно выдохнул:
— Разорвите ее вместо бинта!
Замерев в нерешительности, консьержка всплеснула руками:
— Разорвать рубаху? Так ведь новая. Ой, да о чем я? — видя, как охранник расправляется с рубахой, закачала головой. — Что я говорю? Что я говорю? У вас все плечо в крови. Вас хотели убить. За что вас хотели убить? Зачем? — спрашивала с захлебом.
Что можно было ответить ей? Корозов и сам хотел бы узнать ответ на этот вопрос. Мозг кипел.
Оставив Корозова в белой окровавленной майке, разорвав ткань рубахи на полосы, Леша протянул их консьержке:
— Ты, мать, не суетись, перевязывай! — посоветовал. И Корозову — Надо бы Николе помочь, Глеб. Похоже, он стрелка прижучил, а тот огрызается!
— Иди! — махнул здоровой рукой Глеб, смотря, как женщина неумело пытается приспособиться перевязать рану. — Будь осторожнее! Надо взять живым!
— Я в полицию позвонила, когда стрельба началась, — торопливо сообщила консьержка, накладывая на рану полоску ткани.
Мотнув головой, охранник пробормотал:
— Молодец, мать, что позвонила, правильно живешь! И впредь действуй так же! Значит, скоро полиция сюда прибудет. А я побегу к Николе! — он крутанулся на месте, выхватил из-за пояса травмат и выскочил за дверь.
— А как же иначе? — округлив глаза, послала ему вдогон женщина. — Ведь в людей стреляют! Вот, человека чуть не убили, — заглянула в глаза Корозову. — Я работаю здесь недавно, но про тебя уже слыхала, Глеб. Сменщица рассказывала кое-что. Беспокойный ты человек, Глеб. Видный, солидный, но беспокойный. Жене с тобой, видать, не сладкое житье. А и впрямь, какой женщине понравится, когда вот так все происходит? — на минуту она умолкла, завязывая узел на плече, потом продолжила. — Я знаю твою жену Ольгу. Красивая она у тебя. Пожалел бы хоть ее, Глеб. Надо ей сообщить. Она ж ничего не ведает. Отправила тебя на работу целехоньким, и вот нате вам подарочек ей такой приготовил. Слава богу, что хоть так все обошлось, — потрогала руками повязку, не ахти, конечно, какая, сноровки медицинской нет, но все-таки более-менее. Отошла к столу и опустилась на стул.
На ее слова Корозов ничего не ответил. Консьержка была права. Что можно сказать? Он никогда не хотел бы расстраивать Ольгу, но так получалось. Так складывалось, что нередко оказывался в сложных обстоятельствах не по своей вине. И, к сожалению, Ольгу тоже не обходило это стороной. К великому сожалению.
Сейчас Глеб не знал, как лучше поступить: позвонить Ольге или не стоит. Зачем пугать, если все обошлось. Но, с другой стороны, она все равно узнает. В этот момент, когда он еще раздумывал, дверь помещения распахнулась и на пороге возникла запыхавшаяся Ольга. В домашнем розовом халате и мягких пушистых тапочках. С растерянным лицом и смятением в широко раскрытых красивых глазах. В руках было кухонное полотенце, про которое она, очевидно, совершенно забыла в последний миг, когда метнулась из кухни к входной двери. Так и выскочила с ним. И сейчас не замечала его. Просто судорожно, бессознательно сжимала пальцами и все. Как ветер, ворвалась внутрь помещения на маленький пятачок, увидела в кресле Глеба в крови и с неумелой повязкой на плече. Бросилась к нему, не видя за столом консьержки:
— Я так и знала, я так и знала! — твердила впопыхах. — Я почувствовала, что с тобой что-то произошло, когда за окном прозвучали выстрелы. Выглянула в окно, а тебя нет!