Приплыли. Инвазия. Но не биологическая, а психическая. Или ментальная? Или ментально-психическая. И Артем теперь инвазивный.

Интересно, симптомы долго продержатся, если подпитки не будет? И чем эти гельминты изгоняются?

Будем надеяться, что со временем воздействие их ослабеет, а потом и совсем пропадет. Артем тоже приложит усилия, он все же не хлюпик слабовольный, поборется, сбросит с себя налипшую гадость.

А вот развлекаться с прогой больше не нужно. Хорошо еще, что вчера он не отправил Владе результаты. Как там она, интересно? Тоже подхватила какую-нибудь виртуальную заразу и мучается немотивированной тягой к чему-нибудь эдакому?

Придется ей сказать, что тестирование провалилось, а ее ехидство он как-нибудь переживет.

И программу с компа удалит. И лишние алгоритмы тоже. А на йотофоне она работать будет стандартно.

Однако объяснять Владе ничего не понадобилось.

В поселке случилось ЧП, и Темкин фоторедактор с его дивными возможностями больше соседку не интересовал.

Исчез ее любимый мальчик.

Ушел из дома и не вернулся.

Она его прождала почти час, а потом поняла, что Иван передумал. Или вообще ехать передумал, или передумал ехать с ней.

Или проспал.

Нужно ли его в таком случае разбудить? Можно бы, конечно, но Ваня не хотел, чтобы о его планах знала Евгения Петровна. Не потревожив Евгению Петровну, нельзя разбудить Ваню.

Влада закрыла библиотеку на замок, скотчем прикрепила к двери написанное маркером оповещение, что обмен книг откладывается до после обеда, извините. И неторопливо направилась вдоль по улице Ильича, чтобы, свернув через квартал направо, а потом еще раз, пройти мимо дома Ваниного опекуна.

Населенный пункт под названием Тимофеевка не был ни дачным, ни коттеджным поселком. Не был он в анамнезе и колхозным селом. Тимофеевка – это классический пригород на расстоянии от Москвы в одну остановку на электричке или двух кварталов пешим ходом до бетонного ограждения Московской кольцевой. Застройка пестрая: и срубы с мансардами, еще сталинские, и аккуратные кирпичные домики брежневских времен, и несколько современных коттеджей – опять же либо бревенчатых, либо из бетонных плит, либо из кирпича.

Воздух в поселке был не идеален, но и не слишком загазован, и уж конечно чище и приятнее, чем в любом спальном районе Москвы. А преимущество очевидно – близость к столице. Тимофеевская молодежь и люди среднего возраста предпочитали ездить на заработки в Москву, а не в ближний райцентр, до которого, кстати, добираться было сложнее и дольше. Имелись в поселке и дачники – бывшие аборигены, которые, обзаведясь жилплощадью в столице, не пожелали расстаться с загородной недвижимостью и наезжали сюда для отдыха.

Влада Лукианова тут тоже в каком-то смысле для отдыха пребывала. Нельзя сказать, что семья Лукиановых, состоящая из мамы, бабушки, младшего брата с женой и двух их малолетних отпрысков, в четырехкомнатной квартире теснилась, но шуму, сутолоки и суеты было очень много. Как только появлялась возможность съехать на пару месяцев от родных и любимых, Влада подыскивала дачку для аренды и собирала чемоданы.

В Тимофеевку она прибыла впервые, поскольку коттедж в соседней Коммунарке, предоставлявший ей в течение шести последних лет кров на летние месяцы, был хозяйкой продан, а новые владельцы плотно обосновались на всех его этажах. Да и не стала бы Влада селиться под одной крышей с табором. В Москве у нее собственный табор, от которого и бегает регулярно.

Семья ее любила, и Влада любила свою семью тоже. Но еще она любила уединение и тишину и, кроме всего прочего, не могла избавиться от ощущения, что ее родные, хоть и сочувствуют ей по поводу разрыва с мужем, однако отнюдь не рады, что Влада опять вселилась в свои пятнадцать квадратов, на которые рассчитывали брат и невестка. Наверное, рассчитывали. Прямо об этом ей никто не говорил. Наверное, ждут не дождутся, когда она снова выйдет замуж и освободит помещение. Хотя предположение это из разряда гадких мыслей о самых близких, такие мысли нужно гнать.

Но как ни гони, а лезут, проклятые, поэтому Влада старалась относиться к ситуации философски, а про себя думала иронично, что лучше бы домочадцы беспокоились о том, чтобы не привела она в эту свою, вновь занятую, пятнадцатиметровку следующего мужа, и не оказался бы он дебоширом и пьяницей.

Ей нужно жить одной, но как это исполнить? Снимать постоянно квартиру – это маму обидеть и бабушку. Купить? На какие шиши?

Может, поселиться здесь, у тети Тани Гущиной? Продолжать выплачивать мизерную ежемесячную аренду, а родных известить, что выкупила полдома у хозяйки.

Если вранье вскроется, будет очень неприятно. Причем сразу всем.

Влада поначалу удивилась и, конечно, обрадовалась, что мадам Гущина запросила копейки за все два месяца проживания в половине дома да еще с отдельным крыльцом. А потом поняла, в чем дело, но было поздно.

Татьяна Степановна любила заложить за воротник, и об этой ее особенности успели прознать все постоянные съемщики летнего жилья в Тимофеевке. Притока новых съемщиков не предвиделось, что здорово Гущину огорчало. Она была взвешенной дамой и тратить на выпивку пенсию не хотела. Арендную плату можно, а пенсион – ни-ни.

Покумекав, Татьяна обратилась за помощью к Артему, который был в поселке новеньким. Он недавно вселился в коттедж по диагонали напротив, выполняя обязанности смотрителя, а вернее – сторожа усадьбы, как он всем объяснял. Поговаривают, что прежде он наезжал в Тимофеевку проведать дом, но посещения были буквально двух-трехчасовые. За это время трудно погрузиться в жизнь поселян, чтобы иметь представление о местных новостях и нравах. Артем мало кого знал, зато все были в курсе, что он программист. Человек с компьютером, не сведущий о Татьянином пристрастии к перцовке, – это именно то, что нужно.

Артем по просьбе Гущиной разместил в интернете объявление, и вот, пожалуйста, желающая арендовать полдома отыскалась.

Наверное, потом ему было неловко перед Владой.

Квартирная хозяйка в первый же вечер по получении от постоялицы денежных средств нализалась как зюзя и до ночи на полную громкость слушала Таню Буланову – у Гущиной имелась радиола с проигрывателем и пластинки к нему, – причем одну и ту же песню про «ясный мой свет», выводя вторым надрывным голосом, а потом пьяно рыдала и материлась. Через стенку все было отлично слышно.

Владе пришлось перебраться с постельными принадлежностями в дальнюю от общей стены комнату, и звуки дебоша сделались почти неслышными, даже тише, чем в московской квартире, когда у соседей собираются гости.

Таким образом, вопрос с ночным спокойным сном был разрешен. А чтобы сократить для квартирной хозяйки, случись той напиться спозаранку, возможность приставать