У каждого есть свое мнение о нас, и они говорят нам, кто мы такие. Как и младенцы, мы не знаем, кто мы такие. Самих себя мы можем увидеть только в зеркале, и другие служат нам этим зеркалом. Мать говорит нам, кто мы такие, и мы верим ей. Это абсолютно разнится с тем, что говорит нам отец или что говорят нам наши братья и сестры, но мы и с ними соглашаемся. Люди говорят нам, как мы выглядим, и это особенно верно, когда мы маленькие. «Послушай, у тебя глаза твоей матери, нос твоего дедушки». Мы выслушиваем мнения членов нашей семьи, учителей и школьников, которые старше нас. Мы видим свой образ в этих зеркалах, мы соглашаемся, что это и есть мы, и, поскольку мы соглашаемся, это мнение становится частью системы наших убеждений. Все эти мнения постепенно видоизменяют наше поведение, и в голове мы формируем собственный образ в соответствии с тем, что думают о нас другие: «Я красив; я не так красив; я умен; я не очень умен; я победитель; я проигравший; в этом я хорош; в том я плох».

В определенный момент все мнения родителей и учителей, а также религия и общество убеждают нас, что мы должны определиться таким образом, чтобы нас приняли. Нам говорят, какими нам следует быть, как нам выглядеть и как себя вести. Мы вынуждены принять образ, который принимать не следовало бы; и поскольку он нам не подходит, мы начинаем притворяться теми, кем мы не являемся. Страх быть отвергнутым становится страхом быть недостаточно хорошим, и мы принимаемся искать то, что называется совершенством. В своем поиске мы создаем образ совершенства, то, какими мы желаем быть, но мы знаем, что мы не такие, и начинаем осуждать себя за это. Мы себе не нравимся, и мы говорим себе: «Смотри, как глупо ты выглядишь, какой ты страшный, посмотри, какой ты толстый, маленький, какой ты слабый и глупый». Вот когда начинается драма, потому что теперь символы ополчились против нас. Мы даже не замечаем, что научились использовать символы для самоотрицания.

До приручения нас не заботило, какие мы и как выглядим. Мы настроены исследовать, творить, искать удовольствия и избегать боли. Пока мы маленькие дети, мы дикие и свободные; мы носимся голые, не рассуждая о том, хорошо это или плохо. Мы говорим правду, поскольку живем в правде. Наше внимание отдано настоящему моменту; мы не боимся будущего и не стыдимся прошлого. После приручения мы стараемся быть вполне хорошими для каждого, но уже не вполне хороши для себя, потому что нам никогда не дотянуться до нашего образа совершенства.

Все наши нормальные человеческие настройки утрачены в процессе приручения, и мы начинаем искать то, что потеряли. Мы ищем свободу, потому что больше не свободны быть теми, кем на самом деле являемся; мы ищем счастье, потому что больше его не испытываем; мы ищем красоту, потому что больше не верим, что мы красивы.

Мы продолжаем расти, и в подростковом возрасте, согласно заложенной в нас программе, в организме активизируется выработка гормонов. Тело взрослеет, и прежний образ жизни нам уже не подходит. Мы больше не хотим слушать, как родители говорят нам, что делать и чего не делать. Мы хотим свободы; мы хотим быть самими собой, но мы также боимся быть самими собой. Нам говорят: «Вы больше не дети», но мы также и не взрослые, и для большинства из нас это трудное время. Когда мы становимся подростками, мы уже не нуждаемся в приручении; мы уже научились судить, наказывать и поощрять себя согласно системе убеждений, которую нам дали, и теперь она в нашем распоряжении. В одних частях света люди могут легче воспринимать приручение, в других – тяжелее, но в общем и целом никто из нас не имеет шанса избежать приручения. Никто.

В конце концов тело становится зрелым, и все опять меняется. Мы снова в поиске, который становится все более интенсивным, и то, что мы ищем, – это свое «я». Мы ищем любовь, потому что научились верить, что любовь – это что-то вне нас; мы ищем справедливости, потому что в системе убеждений, которую мы выучили, нет справедливости; мы ищем истину, поскольку верим лишь в знания, которые мы складировали в голове. И конечно, мы еще продолжаем искать совершенства, потому что теперь согласны со всеми остальными в том, что «никто не совершенен».

Пока мы растем, мы заключаем бесчисленные Соглашения с самим собой, с обществом и со всеми, кто нас окружает. Но самые важные соглашения – те, что мы заключаем с собой на основании символов, которые мы усвоили. Используя символы, мы составляем мнение о самих себе. Символы говорят нам, что мы из себя представляем, а что не представляем, что возможно, а что невозможно. Голос знания говорит нам все, что мы знаем, но кто сказал, что наше знание истинно?

В гимназии, средней школе или колледже мы получаем много знаний, но что мы на самом деле знаем? Мы овладеваем истиной? Нет, мы овладеваем языком, символикой, и эта символика потому лишь истина, что мы с этим согласны, а не потому, что она действительно истина. Где бы мы ни родились, какой бы язык ни изучали, мы обнаруживаем, что почти все наши знания суть соглашения, начиная с символов, которые мы учим.

Если мы родились в Англии, мы изучаем английские символы. Если мы родились в Китае, мы изучаем китайские символы. Но какой бы язык мы ни изучали, будь то английский, китайский, испанский, немецкий, русский или любой другой, символы имеют лишь то значение, которым мы их наделили, и лишь потому, что мы согласились с их смыслом. А если не согласились – эти символы бессмысленны. Слово tree (дерево), например, полно смысла для тех, кто говорит по-английски, но само по себе слово это ничего не означает, пока мы не поверим, что оно что-то означает, пока мы не согласимся с этим Оно значит для тебя то же, что и для меня, вот почему мы понимаем друг друга. Ты понимаешь то, что я сейчас говорю, потому что мы согласны со смыслом каждого слова, закрепленным в нашем сознании. Но это не означает, что между нами полное согласие. Каждый из нас по-своему осмысливает слова, и они не одно и то же для каждого.

Если мы сфокусируем свое внимание на том, каким образом создается слово, то обнаружим, что, какой бы смысл мы ни придавали слову, под этим нет никаких реальных оснований. Мы складываем слова из ниоткуда; мы их выдумываем. Люди изобретают каждый звук, каждую букву, каждый графический символ. Мы слышим определенный звук и говорим: «Вот символ А для данного звука». Мы рисуем символ, чтобы представить звук, мы объединяем символ и звук и придаем ему смысл. Затем каждое слово в нашем сознании обретает смысл, но не потому, что оно реально, и не потому, что оно истинно. Это просто соглашение с собой и с каждым, кто выучил ту же самую символику.

В чужой стране, где люди говорят на другом языке, мы внезапно осознаем важность и силу соглашения. Un arbol es solo un arbol, el sol es solo el sol, la tierra es solo la tierra si estamos de acuerdo. Ένα δέντρο εϊναι μονάχα ένα δέντρο, ο ήλιος είναι μονάχα ο ήλιος, η γη είναι μονάχα η γη, αν συμφ αινούμε. Ein Baum ist nur ein Baum, die Sonne ist nur die Sonne, die Erde ist nur die Erde, wenn wir uns darauf verstandigt haben. 树只是树, 太陽只是太陽, 土地就是土地, 只要我儡也煊橡想. A tree is only a tree, the sun is only the sun, the earth is only the earth, if we agree. «Дерево» – означает дерево, «солнце» – солнце, а «земля» – землю только потому, что мы согласились на это. Эти символы не имеют значения во Франции, России, Турции, Швеции или в любом другом месте, где соглашения другие.