В начале современной эпохи за изучение материальных сил и законов, крутящих колеса истории, взялась специальная наука — «политэкономия», понятие которой было предложено французом А. Монкретьеном в 1615 г. в книге «Трактат политической экономии». Легендарные У. Петти, А. Смит, Т. Мальтус, Ж. Сэй, Д. Рикардо и др. сделали из теории самостоятельную науку, исследующую внутренние закономерности общественного развития. Г. Гегель назвал политическую экономию наукой, которая «делает честь мысли, потому что она, имея перед собой массу случайностей, отыскивает их законы. Интересно видеть, как все взаимозависимости оказывают здесь обратное действие, как особенные средства группируются, влияют на другие сферы и испытывают от них содействие себе или помеху. Эта взаимная связь, в существование которой сначала не верится… замечательна главным образом тем — и сходна в этом с планетарной системой — что она всегда являет глазу лишь неправильные движения; и все же можно познать ее законы » [33].

Однако в середине XIX в. неожиданно политэкономия подверглась гонениям и жесткому остракизму. Виной тому стало появление марксизма, который своей критикой довел политэкономию до логического конца, т. е. до конца капитализма и даже отыграл по нему панихиду : «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». Но капитализм еще только вступал в свой «золотой век» и умирать не собирался. Вместе с тем для дальнейшего развития ему срочно требовалась новая теория. Для этого капитализму, прежде всего, пришлось отказаться от возможности объективного познания мира . Классик современного либерализма Ф. Хайек в своей книге «Дорога к рабству» обосновывал этот отказ невозможностью «найти рациональное объяснение силам, механизм действия которых в основном от нас скрыт…» [34].

Фундаментом новой теории капитализма стал маржинализм, появившийся также в середине XIX в. из-под пера немецкого экономиста Г. Германа, сформулировавшего закон психологической оценки благ [35]. Цель экономической науки Г. Герман видел в оказании помощи человеку в получении максимального наслаждения от потребления благ . Это было как раз то, что нужно. Не случайно, по словам Б. Селигмена, маржинализм стал «своеобразной апологией тех, кого можно назвать властвующей элитой» [36]. Однако сама по себе «маржиналистская теория, — отмечал Б. Селигмен, — представляет собой чистую систему, малопригодную для практических целей» [37].

Для того, чтобы стать наукой, маржинализму пришлось вобрать в себя отдельные элементы классической политэкономии, чтобы в итоге превратиться в неоклассическую теорию. Помимо «невидимой руки» А. Смита, «железного закона заработной платы» Д. Рикардо [38] и т. п., наиболее востребованными в данном случае оказались идеи Д. Юма о «несовершенствах и узких пределах человеческого познания» и о том, что «разум есть и должен быть лишь рабом аффектов и не может претендовать на какую-либо другую должность, кроме служения и послушания им » [39] .

Датой рождения новой науки можно считать 1902 г., когда английский экономист А. Маршалл впервые прочитал курс «Экономикс». Определяя его, А. Маршалл писал: «Экономическая наука занимается изучением того, как люди существуют, развиваются, и о чем они думают в своей повседневной жизни. Но предметом ее исследований являются главным образом те побудительные мотивы , которые наиболее сильно и наиболее устойчиво воздействуют на поведение человека в хозяйственной сфере его жизни» [40]. Новая теория оказалась весьма эффективной, поскольку позволяла, оказывая влияние на побудительные мотивы, на ожидания человека, тем самым воздействовать на его экономическое поведение.

Новая теория процветала вплоть до очередного кризиса, на этот раз он выразился в двух мировых войнах XX в., Русской революции 1917 г. и Великой депрессии 1930-х гг. Кризис привел к появлению сразу двух новых теорий: австрийской школы и Дж. М. Кейнса. Наиболее яркое понимание их особенностей дает оценка этими конкурирующими теориями причин Великой депрессии [41]:

Австрийская школа

Классики австрийской экономической школы во главе с Л. Мизесом, Ф. Хайеком, М. Ротбартом, Роббинсоном, и др. были одними из немногих предсказавших Великую Депрессию задолго до ее начала, что вызвало первый всплеск интереса к ним.

Основы своего учения Л. Мизес изложил в 1912 г. в книге «Теория денег и кредита». Исходя из денежной теории шведского экономиста К. Викселля, Л. Мизес доказал, что принудительное снижение процентных ставок центральными банками неизбежно создает искусственный бум, особенно в отраслях, производящих капитальные блага; и этот бум не может продолжаться долго. Более того, золотой стандарт, пусть даже ослабленный центральными банками, в конце концов заставит отдельные страны отказаться от инфляционной политики и пройти через крах [42].

Крах неизбежен вне зависимости от того, растут цены или нет. В своем главном произведении «Человеческая деятельность» Л. Мизес пояснял: «крах явился необходимым следствием попыток понизить ставку процента посредством кредитной экспансии » [43] . В 1924 г. Л. Мизес предупредил, что приближается обвал. Депрессия будет всемирной, поскольку почти каждая страна имела золотой стандарт и центральный банк, проводивший инфляционную политику после великой войны [44].

…

В США также был обширный круг экономистов, предсказавших грядущий крах [45]. Они так же, как и представители австрийской школы, были сторонниками твердых денег. Одним из наиболее известных был Б. Андерсон, главный экономист Chase Manhatten Вапk, который неоднократно называл политику ФРС «неверной и опасной» [46] . Когда ФРС в августе 1927 г. снизил учетную ставку до 3,5 %, Б. Андерсон заявил: «мы подносим спичку к пороховой бочке» и «выпускаем на волю непредсказуемые психологические силы спекулятивной заразы» [47].

Не менее популярен был и Е. Харвуд — основатель независимого Американского института экономических исследований и регулярный автор для The Annalist, финансово-экономического еженедельника New York Times, который с середины 1920-х неоднократно заявлял, что банки «выдали слишком много кредитов» и что кредитная экспансия ФРС скоро закончится. В начале 1929 г. Е. Харвуд предупреждал: «… Текущая спекуляция капитальными товарами, представителями которых являются ценные бумаги, и инфляция их цен намного опаснее спекуляции потребительскими товарами » [48].

М. Ротбард подсчитал, что с середины 1921 г. по середину 1929 г. ФРС раздула денежное предложение более чем на 60 % [49]. Он отмечал, что искусственно низкие процентные ставки и кредитная экспансия поощряют развитие «опасного бума на фондовом рынке и рынке недвижимости» [50]. Как только рост денежной массы в США замедлится , указывал М. Ротбард, депрессия станет неизбежной [51]. Так и произошло.

Но какая же сила вызывает колебания денежной массы?

Л. Мизес, отвечая на этот вопрос, заявлял: Экономические циклы вызваны поведением банков. Если бы расширение банковского кредита не вело к снижению денежной ставки процента ниже естественной ставки, то равновесие не было бы нарушено. Но почему банки снова и снова совершают одну и ту же ошибку? «Ответ должен быть таков: потому что с точки зрения идеологии, господствующей в среде бизнесменов и политиков, понижение ставки процента является важной целью экономической политики и потому что инфляционное расширение кредита считается лучшим средством для достижения данной цели». «Коренная причина того явления, что один экономический цикл следует за другим, имеет, таким образом, идеологический характер » [52].