— Быть может, ты ее позовешь? — тихо спросил он.

— Кого? Бельчонка? Она уроки делает.

— Инна, это ненадолго.

— Ну, хорошо.

Она улыбнулась и поднялась, чтобы позвать дочь. Муж хочет видеть ребенка. Когда он уходит на работу, Бельчонок еще спит, ее первая утренняя улыбка достается маме. Папа завтра уезжает в командировку, он хочет попрощаться. Это ненадолго, всего на пару дней, но они — дружная счастливая семья. Они же и дня друг без друга прожить не могут.

— Даша, тебя зовет папа.

— Ма-а! Я уроки делаю!

— Это не займет много времени.

— Ну, ма-а! Ты же знаешь, сколько нам задают!

— Даша! — ни тоном выше, на ребенка кричать нельзя. Строго, но мягко.

— Вот пристали!

Даша надула губки, но поднялась. Демонстративно захлопнула учебник, отпихнула груду тетрадей. Очаровательная девочка, как две капли воды похожая на маму. Но немного капризная. Протопав на кухню, она послушно подставила папе лобик. А губки, похожие на лепестки розы, оставались надутыми.

— Как дела, Бельчонок?

— Нормально.

— А в школе?

— Я же говорю: нормально.

— Что сегодня получила?

— У нас была годовая контрольная по математике. Я получила «пять»!

— Ай, умница!

— Я могу идти?

— Да, конечно.

— Им очень много задают в школе, — виновато сказала она, когда дочь ушла. — Контрольные работы за четверть и за год.

— Я все понимаю.

Он невольно вздохнул. Вот так всегда: пашешь, пашешь на них, а вместо благодарности… Но тут же взял себя в руки. Надо быть объективным. Ребенок устал, у него годовые контрольные работы, одна за другой. «Пять» по математике, чего ж тебе еще надо? И в лобик поцеловал.

— Инна, счета за квартиру надо оплатить до двадцать пятого.

— Зачем ты мне об этом говоришь?

— Потому что я уезжаю.

— Но ты же сказал, что уезжаешь на два дня. Сегодня только двадцать второе.

— Обычно я делаю это раньше, оплачиваю счета, но в мае не успел. У меня было много работы.

— У вас что, опять отбирают лицензию? — спросила она беспечно.

— Это рабочий момент.

— Ах, рабочий момент…

— У тебя есть какие-нибудь вопросы?

— Дорогой, я не понимаю.

— Ты знаешь, где лежат документы? Паспорта, документы на квартиру, на дом?

— Ну, конечно, знаю! В спальне, в сейфе.

— Код замка — год, в который мы поженились. Четыре цифры. Надеюсь, ты их помнишь.

— Дорогой, зачем ты мне об этом говоришь?

— На всякий случай. Это — рабочий момент. Я еду на машине, один. При мне будут деньги и документы.

— Ты хочешь сказать, что тебя могут ограбить? — с улыбкой спросила она.

С улыбкой, потому что муж — каменная стена. А изнутри еще и с подогревом. Стена окружает ее кольцом. Ей так удобно засыпать у него на плече, вдыхая запах его волос и кожи, чувствуя тепло его большого сильного тела. Она не допускает и мысли о том, что с ним что-нибудь может случиться. Ведь он такой большой и сильный. С ним не страшно.

— Жизнь — штука сложная и абсолютно непредсказуемая. Недаром в народе говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся». Всякое может случиться. Четырнадцать лет я оберегал тебя от всего. Быть может, напрасно. Но как случилось, так случилось.

— Веник! Что это с тобой? Ты что со мной прощаешься? Давай-ка сменим тему. Скажи лучше, куда мы поедем летом отдыхать?

— А куда ты хочешь?

Мечтать о том, куда бы они еще поехали отдыхать, — их любимое занятие. Искать желания. Люди, у которых все есть, занимаются этим охотно и часто. И соответственно часто разочаровываются. Супруги Козловы, казалось, побывали везде. Начали с Турции и Египта, потом была Европа, острова, затерянные в океане, экзотические туры с особенно острыми ощущениями, Австралия… Человек, который прошел «огонь и воду» частного бизнеса, заработав кучу денег, заработал и право на отдых. Право, которым он пользуется охотно, жаль только, что земной шар такой маленький и вращается недостаточно быстро.

Инна Козлова пальчиком с длинным блестящим ногтем вращала глобус и играла уже в другую игру: «Куда бы я хотела поехать летом?»

— А Бельчонка возьмем с собой?

— Смотря куда мы поедем.

— В крайнем случае, с ней побудет моя мама… А когда у тебя отпуск?

— Летом.

— Я знаю, что летом. А когда?

…Их ночи любви давно уже были наполнены не страстью, а нежностью. Как путешествие по материкам, открытым много лет тому назад, приятное и комфортное, хотя и без особо острых ощущений. Быть может, где-то есть еще затерянные острова, те, что он или она оставили без внимания, но пути к ним надежно спрятаны. Зачем менять что-то, если жизнь удалась? У него никогда не было любовницы, она это знала. У нее никогда не было любовника, он это знал. Их брак держался на доверии, а не на страхе. Она знала, что лучше него никого нет. Он догадывался, что бывает и по-другому, но уверил себя в том, что бывает хуже, чем у них, не лучше. Его жена — красивая холеная женщина, которая каждую неделю по многу часов проводит в салоне красоты. И любовь с ней может быть только на шелковых простынях, в спальне, обставленной дорогой импортной мебелью, и в конце с непременным поцелуем и словами:

— Я тебя люблю.

Как благодарность за то удовольствие, которое она ему доставила.

— Я тоже тебя люблю.

Короткий вздох, счастливая улыбка, и вот уже она спит, свернувшись калачиком, а светлые волосы касаются его плеча.

Он прислушался: дыхание жены было ровным. Спит, и спит крепко. Он отстранился, стараясь ее не потревожить. Она потянулась было за ним — теплое надежное плечо ускользало, но сон оказался сильнее. Она поворочалась какое-то время, но уснула одна, без него. Он тихо поднялся и вышел в коридор. Дошел до спальни дочери и приоткрыл дверь, стараясь, чтобы она не скрипнула. Бельчонок тоже крепко спала. Постоял какое-то время на пороге, глядя на дочь, потом так же осторожно закрыл дверь и пошел на кухню.

И тут он сделал то, чего не делал никогда. Из глубины кухонного шкафа достал пачку сигарет. Он не помнил, как давно она уже там лежит, помнил только, что в ней осталась одна-единственная сигарета. Когда-то на этой самой кухне они с Морозовым обсуждали проект, который должен был обоих сделать людьми не просто богатыми, а очень богатыми. Морозов говорил, и говорил много. Практически говорил он один. И беспрестанно курил. Он курил одну сигарету за другой, опустошил одну пачку, потом открыл вторую. И только когда в этой второй пачке осталась одна-единственная сигарета, они, наконец, разошлись. Светало.