снова. Со своей уже забытой бывшей из прошлой школы он выработал Формулу и стал ее заложником: сперва определенное время Целоваться с Языком, потом определенное время – Сиськи, потом определенное время – Играться с ней Пальцем, после чего кульминация – Трахаться. Ни один шаг не забывался, порядок не менялся. Рецепт секса. Теперь он в шоке, осознав, что это вовсе не обязательно.

Они встали на колени, колени к коленям: его ладони держали ее груди, ее руки обхватили его голову, ее лицо прижато к его плечу, и ткань его рубашки поло стала горячей и сырой от ее дыхания. Он приник лицом к массе ее волос, нежась в ее аромате, упиваясь им. Как же он ее нашел. Иначе как узнаванием это не назвать. Благодаря какой-то химии она была создана для него, он – для нее; жизнь еще не успела их достаточно поломать, чтобы они этого не поняли.

– Пробирайтесь к стене и садитесь у нее. Расслабьте и опустите руки. Глаза закройте, пожалуйста. Я буду включать свет постепенно, чтобы не ослепить вас.

Мистер Кингсли еще не договорил, а Сара оторвалась, поползла прочь, как от огня, пока не уперлась в стену. Подтянула колени к груди, уткнулась в них лицом.

Дэвиду обожгло губы; трусы словно душили его. Руки, только что столь изощренно чуткие, теперь стали неуклюжими, будто в боксерских перчатках. Он все поправлял и поправлял челку, короткую и ровную.

Когда загорелся свет, оба смотрели ровно перед собой в пустую середину комнаты.

Продолжался их важный первый год учебы. В классах с партами они сидели за разными столами. В классах со стульями сидели на разных рядах. В коридорах, в столовой, на лавочках для курения они держались в разных кругах, иногда стоя в каких-то сантиметрах друг от друга, отвернувшись. Но в мгновения перехода, движения, глаза Дэвида прожигали воздух, взгляд Сары метался, как хлыст. Сами того не зная, они привлекали внимание, как маяки. В покое, даже когда оба смотрели в разные стороны, между ними тянулась струна – и одноклассники сворачивали, чтобы не споткнуться.

Чтобы найти новую темноту, им понадобилось расстояние. В конце года, нервно дергая ногой, бегая глазами по дальним углам класса, маниакально хрустя костяшками, Дэвид задержался рядом с Сарой и, еле ворочая языком, спросил ее адрес. Его семья собиралась в Англию. Он пришлет открытку. Она быстро написала адрес, отдала, он развернулся на каблуках.

Открытки пошли через неделю. На лицевой стороне – ничего особенного: Лондонский мост, суровые гвардейцы у Букингемского дворца, живописный панк с метровым ирокезом. В отличие от Дэвида, чья семья регулярно ездила в такие места, как Австралия, Мексика, Париж, Сара никогда не была за границей, но все равно поняла, что это самые обычные открытки, первые попавшиеся на магазинной стойке. Но обратная сторона – дело другое: плотно исписанные от края до края, адрес и штемпель едва влезали между строчек. Сара была благодарна почтальону: он, наверное, тоже разбирает их с трудом, как и она, но только с другими чувствами. Как минимум одна открытка в день, иногда – несколько, она их доставала сразу после прихода почтальона, оставляя матери счета и купоны. У Дэвида был размашистый почерк, почти женственный, с высокими петлями и широкими росчерками, но в то же время очень ровный: все буквы под одним углом, все t и l одной высоты. Содержание соответствовало форме: искрящееся от наблюдений, но в то же время взвешенное. Каждая открытка – зарисовка. А в нижнем правом уголке, рядом с индексом, – робкие нежности, от которых перехватывало дыхание.

Большой южный город, где они жили, был богат территориями и беден практически всем остальным: ни водоемов, ни ирригации, ни холмов, ни топографического разнообразия, ни общественного транспорта или хотя бы понимания, что его не хватает. Город, будто лозы без шпалеры, расползся разреженно и бессмысленно, единственный общий знаменатель – отсутствие порядка. Элегантные районы с дубами и громоздкими кирпичными особняками – как там, где жил Дэвид, – стояли впритирку с гравийными пустошами, или объектами почтовой службы, напоминающими военные базы, или заводами «Кока-колы», напоминающими водоочистные сооружения. А дешевые лабиринты жилых комплексов из многих сотен двухэтажных кирпичных коробок, разбросанных среди десятков заросших ряской бассейнов, – как там, где жила Сара, – могли вдруг оборваться на восточной стороне широкого бульвара, обсаженного растрепанными пальмами и другой стороной прилегавшего к самому престижному еврейскому клубу в городе. Мать Дэвида, когда их семья вернулась из Лондона, была приятно удивлена, когда в нем пробудился интерес к ракетболу и плаванию в Еврейском общественном центре, хотя с самого поступления в КАПА он не выказывал к ним ничего, кроме презрения. «У тебя хотя бы ракетка еще осталась?» – спросила она.

Он раскопал ракетку в дальнем углу шкафа. Даже полотенце нашел. Они вяло болтались в его руках, когда он пришел к двери Сары. Истинное расстояние от клуба до двери Сары, через бульвар, оказалось гораздо больше, чем можно было подумать. Путь от парковки центра до южных ворот комплекса Сары – без тротуаров или знаков перехода, ведь этот город строился не для пешеходов – занял около двадцати минут, по адской жаре, через бульварную аллею с обугленными рододендронами вместо тенистых деревьев, несколько автомобилистов останавливались и спрашивали, не нужна ли ему помощь. В их городе пешком ходили только беднейшие из бедных или недавние жертвы преступлений. В обширном запутанном комплексе у Дэвида закружилась голова – он был огромный, город в городе, без всяких указателей. Сара переехала сюда с матерью в двенадцать лет – их пятый переезд за четыре года, но первый – без отца. Сара с матерью перестали теряться в лабиринте гаражей, только когда нарисовали мелом крестик на выцветшей деревянной калитке, отделявшей их парковочное место от заднего дворика. Июль в их городе: средняя температура днем – тридцать шесть градусов. Дэвид по своей единственной подсказке – номеру ее квартиры – никогда бы не догадался, что она живет на дальнем от клуба конце, почти у противоположного, западного въезда. Сара объясняла, как пройти от западного входа, но он не стал запоминать, зная, что пойдет с другой стороны. Объяснять все это, свой план с поездкой в клуб, было стыдно, и стыдно, что у него нет своей машины, хотя машины не было у обоих: всего пятнадцать лет, по закону права дадут только через год. Ему и в голову не приходило, что она страдает из-за того же – из-за обделенности водительскими правами в этом автомобильном городе. Очередная мучительность того промежуточного этапа, когда они уже не дети, но еще не имеют возможностей взрослых.