– Лучше уж сразу решить все дела с этим заезжим искателем приключений, – пробормотал он себе под нос, так что его услышали только те, кто находился совсем рядом. – Бес его знает, чем я так ему досадил, но подобные дела нельзя откладывать на потом. Спусти на него собак, и жонглеры, побери их прах, на ближайшей ярмарке начнут распевать куплеты о том, что граф Колиньи-ле-Неф убоялся залетного задиру.

Двадцатисемилетний граф, хоть и не снискал столь дурной славы, как только что убитый де Лерман, слыл, однако, не только предельно бессердечным владетелем, но хорошим и опытным бойцом. Продолжая дело, начатое отцом, он, не брезгуя угрозами, убийствами и потравами, медленно, но верно подчинял себе вольных вилланов, которые за последние два десятка лет распахали предгорные пустоши и заложили тысячи акров виноградников. Врагов в королевстве Арелат у него было много, даже, пожалуй, с избытком, и разрешать споры при помощи копья или меча графу было не впервой.

– Ты пришел сюда для того, чтобы сразиться со мной? – выбрав самую, по его мнению, верную линию поведения, громко и отчетливо, в тон незнакомцу, спросил граф Гуго.

– Совершенно верно, – спокойно ответил тот.

– Тогда назови себя и объяви причины, по которым ты вызываешь меня на поединок. Иначе, клянусь Девой Марией, я призову сюда арбалетчиков, которые, будь ты хоть сам сир Ланцелот, быстро покончат с тобой. Если владетельный граф начнет принимать вызов от каждого странствующего рыцаря без роду-племени…

– Мое имя шевалье де Вази, – перебил его крестоносец, – но я не собираюсь во всеуслышание объявлять о причинах моего появления здесь и тем паче об основаниях для этого вызова. Однако если в замке найдется лицо духовного сана, пользующееся всеобщим доверием…

– Я епископ Гренобльский, Жерар, – выступил вперед пожилой прелат, чей сан, по неофициальности сегодняшнего приема, выдавала лишь небольшая красная шапочка.

– Не откажитесь выслушать меня с глазу на глаз, святой отец, – оценивающе поглядев на епископа и кивнув удовлетворенно головой, произнес рыцарь.

Они удалились в дальний, почти не освещенный факелами конец зала, где обнаружилась достаточно глубокая ниша. По команде шателена слуги принесли и поставили деревянное кресло.

Присутствующим в зале было видно, как епископ Жерар опустился на сиденье, а рыцарь, встав перед ним на одно колено, склонился к уху прелата и начал шепотом о чем-то рассказывать. Его слов никто не смог разобрать, однако, когда они с рыцарем возвратились обратно, лицо епископа, до этого умиротворенное и жизнерадостное, было бледным, как льняное полотно. Теперь он глядел на графа, да и на рыцаря, совсем иными глазами.

– Именем Господа подтверждаю, – тщетно борясь с одолевшим его вдруг хрипом, просипел епископ, – что этот сеньор действительно благородный рыцарь и крестоносец, чей титул позволяет ему бросать вызов его светлости. Мало того, он имеет все основания для того, чтобы вызвать графа на смертельный поединок. Поверьте, дети мои, шевалье де Вази имеет полное право на месть, и я подтверждаю, что если граф примет смертельный поединок, то это будет Божий суд, а не запрещенный Его Святейшеством турнир.

– Ну что же, – хладнокровно пожал плечами Гуго, – поединок так поединок. Раз в этом нет для меня позора, почему бы и в самом деле не размяться после обильного угощения? Несите мой боевой доспех. Луна еще не зашла, у стен замка ровное поле, и мы решим это дело прямо сейчас. У вас есть еще что-нибудь из оружия и доспехов, кроме этого меча, сир рыцарь? – обратился он к ожидающему у стены крестоносцу.

– Об этом не беспокойтесь, граф, – ответил тот, – мы будем драться конными, на копьях, затем на мечах. Если один окажется на земле, то и другой также обязан спешиться. Бой будет продолжаться до тех пор, пока один из нас не умрет. Раненый или упавший в обморок добивается милосердным ударом.

– Как прикажете, – усмехнулся граф. В джостре – турнирном поединке – он был одним из первых в Бургундии и при таком повороте событий не особо опасался за свою жизнь. – Готовьтесь к бою и ожидайте меня снаружи, в двух полетах стрелы от ворот.

Рыцарь молча кивнул и скрылся за дверью. Участники столь неожиданно прервавшегося пира начали вслед за графом покидать зал. Тело несчастного де Лермана еще не прибрали, и гости, крестясь и отводя глаза, по очереди переступали через раскинутые руки и ноги, стараясь не запачкать обувь в кровавой луже.

Граф, ушедший в свои покои, готовился к поединку, а тем временем участники пира, пожелавшие стать свидетелями сражения, выходили за ворота, кутаясь кто в меховые накидки, кто в шерстяные рыцарские плащи. Поеживаясь, они поглядывали вначале на висящую над лесом большую желтую луну и переводили взгляд на дальний край поля, где виднелись силуэты конников и вьючных лошадей. Это была сопровождавшая крестоносца свита – оруженосец, слуга и конные сержанты.

К тому времени, когда Гуго Колиньи-ле-Неф появился в воротах на боевом коне, его противник успел облачиться в доспех. Теперь на нем была серебрящаяся в лунном свете кольчуга и остроконечный шлем с полумаской, закрывающей нос и глаза. Оруженосец, помогавший рыцарю облачиться в кольчугу, теперь занимался его конем. Он уже накинул на него чепрак, обшитый железными пластинками, и теперь прилаживал на грудь хаурт – толстый войлочный валик, с которого свисало подобие защитного фартука. Умение разбираться в лошадях было одним из немногих наук, которую франкская знать впитывала с молоком матери. При виде черного боевого коня-дестриера с крепкими ногами и широкой спиной, который в ожидании боя рыл землю копытом и пускал обеими ноздрями струи густого морозного пара, у многих присутствующих вырвались восхищенные возгласы. Не прибегая к помощи слуги, рыцарь сел в седло, принял у оруженосца щит и копье и, чуть тронув поводья, направил боевого коня по припорошенному снегом полю в сторону противника.

Граф Колиньи-ле-Неф выехал из ворот в полном боевом доспехе. В отличие от крестоносца он надел топхельм[4] – с большими миндалевидными прорезями для глаз, закрывающий голову от подбородка до макушки. Корпус защищала плотная, собранная из особо толстого железного прута кольчуга. Рослый конь с мощным широким костяком был вполне под стать седоку, а надетый под доспех толстый стеганый гамбезон превращал и без того рослого и широкоплечего всадника в настоящего гиганта, выглядевшего по сравнению с вызвавшим его на бой крестоносцем несокрушимым великаном из старинных кельтских легенд. На его щите с полем, деленным на четыре части, помимо герба сеньории ле-Неф был изображен древний знак дома Колиньи – серебряный одноглавый орел на красном поле, сжимающий в клюве добычу, увенчанный короной и с лазурными лапами. На щите его противника был начертан в точности такой же, как и на сюрко, желтый крест. Вероятно, этому знаку он придавал куда большее значение, чем титулу де Вази.

– Ну что, сир, обойдемся без турнирных церемоний? – остановившись в отдалении, прокричал Гуго Колиньи-ле-Неф.

– К бою, граф! – нимало не смущенный устрашающим видом противника, отозвался тот.