ад? Пахло землёй, кошатиной и старостью. Антон попробовал подняться, но его тело не слушалось.

— Лежи, лежи, милый, нельзя тебе подыматься, слаб ты ещё.

Знакомый голос бабы Мани.

— Где я? Что случилось? Кто вы? — от вопросов раскалывалась голова.

— Тише, тише. Я баба Маня, не узнал что ль? Мы с тобой в землянке около деревни. Её ещё мой старик покойный построил. В войну, когда с нашими партизанил. Тута мы с ним и познакомились. Ой, помню, пошла я в лес по грибы…

— Что случилось? Как мы здесь оказались? — прервал её Антон.

— А? — баба Маня вернулась из мира фантазий. — Так ведомо, что случилось. Мы на ейную территорию зашли, вот она и осерчала.

— На чью? Какую территорию? — голова готова была взорваться.

— На бабки твоей территорию. Слухай. Когда Агнеска-то ведьмовством своим начала всех губить, я сразу смекнула. Но меня никто слухать не стал. Такие же упёртые, как и ты. А когда она за меня взяться решила, то не смогла, потому как я…

— Заражённая? — начал припоминать Антон.

— Чаво? Да сам ты заражённый, сопляк. Заговорённая я. Понял. За-го-во-рён-ная.

— Извините.

— То-то же. Дык вот. И так меня она пыталась сгубить и так. Ничего не выходит. А когда она поняла, что силы ейной на меня не хватит, то решила оставить в покое. Но с тем условием, что я в ейные дела носа не сую. А вот как пошла тебя дурака из рук её вырывать, то уговор то я и нарушила. Ох, и набралась же она, змеюка, силы.

Голос старушки был сварливым, но тёплые и добрые глаза сверкали в свете огня.

— То есть Вы хотите сказать, что то чудище и есть моя бабушка?! Что с ней случилось?! — Антон продолжал упрямо хвататься за тонкие нити здравого смысла.

— Это уже не твоя бабка, а токмо тень её, потому как нечистая сила все соки из её выжала. Поначалу, когда народ в деревне был, вся её злоба внутри таилась, а теперь, когда никого не стало, она наружу полезла.

— Постойте, я помню кучу народу: дед-алкаш, косоглазая тётка, жирный мужик.

— Чудак-человек. Я ему одно, а он мне другое. Пойми ты, непутёвый, что всё это проделки Агнески. Она и не такое сотворить может.

— Понятно. Что же делать? Есть какой-то выход?

Баба Маня по-матерински на него взглянула, глубоко вздохнула и сказала.

— Выход то есть всегда, милок. Агнеска эта должна была сгинуть вскорости, потому как некого ей больше изводить. А за пределы деревни она сунуться не может, тут уж я ей насолила — баба Маня с гордостью выпятила грудь. Нууу, вернее, то, что когда-то было грудью.

— Каким же образом?

— По всей округе раскиданы мои воспоминания, затаённые в разных предметах. Они то и сдерживают ведьмину злобу, как пса на привязи. Но всё это не поможет — баба Маня отвернулась от Антона и стала помешивать угли в костре.

— Почему же? А, баба Маня? — наверное, впервые он произнёс её имя.

Долгое молчание. Тяжёлый вздох.

— Видишь ли… — старушка замялась. — жить этой гадюке не долго оставалось, не на кого злобу изводить. А тут ты, как снег на голову свалился. И чёрт тебя дёрнул прямо в пасть к диаволу идти. Теперь же, ежели ты за мои заграждения сунешься, то всю злобу её наружу выплеснешь, потому как касалася она тебя.

Нога вновь дала о себе знать.

— Что же делать тогда?

— Есть одна мысля у меня…

Вдруг огонь в землянке погас, словно бы задули пламя свечи. В дальнем углу что-то свекнуло, раздалось какое-то клокотание. Затем этот леденящий душу смех.

— Спрятаться от меня задумали? Не выйдет! Ха-ха-ха!

Грохот. Возня. Ругань. Землянка ходила ходуном.

— Манька, падла! Я из тебя душу выну!

— Я баба Маня, мылася в бане, а ты, дух грязный, скройся заразный.

Вспышка света. Страшный грохот.

Антон лежал в каком-то страшном трансе, ничего не понимая. Вдруг чья-то рука схватила его за грудь и выбросила из землянки через маленькое оконце. Он мягко приземлился в какие-то кусты. Всё смолкло.

Первое, о чём подумал Антон, нужно сваливать отсюда и поскорее. Правда, нога его ужасно ныла.

Но как же баба Маня? Что с ней случилось? Да какая к чёрту разница. Её наверняка сожрало это чудище.

Он потихоньку выбрался из кустов. На месте землянки была огромная яма. Никого не было рядом. Нужно ползти подальше от этого кошмара.

Тут он заметил, неподалёку от него что-то блестело на дереве.

Присмотревшись, он понял, что это какая-то фотография.

На ней был какой-то дед с окладистой бородой и бабушка, завёрнутая в бесконечные платки.

"Погоди-ка, так это же баба Маня", — подумал наш герой. На этом постаревшем фото она выглядела счастливой и не такой уж древней. Счастливой… Антон пытался что-то вспомнить. Точно! Это и есть граница, о которой говорила ему старушка. Значит, если он её пересечёт, то монстр выберется в мир людей.

— Чёрт возьми, да что я в "Сайлент Хилл" попал? Для полного счастья ещё Пирамидоголового не хватает.

Долгое молчание. Одна мысль боролась с другой.

— А пошло оно всё в пи…, держись, бабка, иду на подмогу.

Неудачная попытка встать. Жуткая пульсирующая боль.

— Какой же из меня герой, если я даже встать не могу. Вот бы так же, как баба Маня, сказать какую-нибудь херню, типа я Антон… Антон…

Антон долго пытался подобрать рифму к своему имени, но кроме очевидной и обидной, которой дразнили его в школе, ничего не шло на ум.

Для него это было уже принципиально. Долгое раздумье. Озарение.

— Я Антон, силён, как Посейдон, иду на подмогу, исцелите мне ногу.

Словно по мановению волшебной палочки, боль прошла. Её как будто совсем не было.

— Да ну нах…, быть такого не может, это не логично.

Вдруг боль резко вернулась.

— Нет-нет-нет, всё может, всё взаправду. Я Антон… Ээээ… здоров, как чугунный бидон, во всё верю, боль отдаю зверю.

Боль отступила.

— Так вот как это работает! Главное, верить в то, что говоришь. Так, куда же мне идти… А что если…

Мысль озарила его голову. Он взял ветку, вообразив себя истинным гриффиндорцем.

— Я Антон, красив, как Аполлон, забыл про горе, забыл про тревогу, к чудищу мне укажи дорогу!

Конечно, чуда не случилось. Было бы странно, если бы это так работало.

Подумав, он решил осмотреть место, где раньше была землянка.

— Прям не чудище, а зенитный комплекс.

На дне что-то блестело. Интересно, что это могло быть? Спрыгнув, он достал охотничий нож. Но какой-то необычный, его рукоять была испещрена