Френни ворвалась в кухню, где обедал Винсент, и швырнула книгу на стол. Картофельный и капустный салаты полетели во все стороны. Черный с золотом переплет «Мага» давно потрескался от старости. Ударившись о стол, книга издала глухой стон.

– Откуда она у тебя? – спросила Френни.

Винсент и бровью не повел.

– Из букинистической лавки за парком.

– Неправда, – решительно заявила Френни. – Ты в жизни не заходил в книжные магазины!

Винсент мог задурить голову кому угодно, даже Джет, но у Френни было чутье на вранье. Правда представлялась легкой и светло-зеленой, а ложь оседала на пол, тяжелая, как металл, темная сущность, которую Френни всегда избегала, потому что от лжи у нее возникало гнетущее ощущение, будто ее заперли за решеткой. И все же Винсент был самым обаятельным из лжецов, и Френни безумно любила брата. Особенно в эту минуту, когда он пожал плечами и сказал ей правду.

– Ты права. В магазинах эту книгу не продают. Она до сих пор запрещена.

В начале века все обнаруженные экземпляры были сожжены на площади Вашингтона. Также был издан малоизвестный закон, запрещавший хранить «Мага» в библиотеках Нью-Йорка и продавать в магазинах. В книге, сейчас распластавшейся на столе, Френни подсмотрела гравюру: ведьму ведут на виселицу. Под иллюстрацией стояла дата: 1693. По спине пробежал холодок узнавания. Она недавно готовила доклад по истории суда над салемскими ведьмами и знала, что именно в этот год многие женщины, обвиненные в колдовстве, пытались сбежать из Новой Англии в поисках места, где люди не столь нетерпимы, и находили приют в Манхэттене. Пока в Новой Англии шла маниакальная охота на ведьм, подстрекаемая политикой, жадностью и религией в лице Коттона Мэзера и печально известного своей непреклонной жестокостью судьи Джона Хаторна, в Нью-Йорке состоялось всего два суда над ведьмами, в 1658-м и 1665-м, один – в Куинсе, второй – на Лонг-Айленде, тогда называвшемся Йоркширом, в городке Сетокет, и на обоих процессах обвиняемыми выступали лица, имевшие связи с Бостоном. В Нью-Йорке, как обнаружила Френни, человек мог быть свободным.

– Зачем тебе эта книга?

Кончики пальцев Френни покрылись сажей, в животе поселилась какая-то странная пустота.

Конечно, Винсент есть Винсент, и это вполне в его духе: интересоваться оккультными науками, а не чем-нибудь обыкновенным вроде футбола или легкой атлетики. В школе его регулярно отстраняли от занятий за безобразное поведение. В присутствии Винсента ведра с водой опрокидывались, а перцовые баллончики взрывались чуть ли не сами собой. Все это весьма удручало отца, который недавно опубликовал книгу под названием «Чужак в твоем доме», исследование психологии трудных подростков, с посвящением собственным детям, ни один из которых не удосужился почитать папин труд, хотя тот стал чуть ли не бестселлером.

Френни догадывалась, откуда мог взяться «Маг». Оттуда, куда им всем строго-настрого запрещалось ходить. Нижний Манхэттен. По слухам, там можно было добыть все, что объявлено вне закона в других частях города. Сердца зверей, человеческую кровь, вероятно, смертельные колдовские снадобья. Мама им не разрешала бывать в Гринвич-Виллидже главным образом потому, что там обитала богема и прочие отбросы общества: наркоманы, гомосексуалы и оккультисты, практикующие черную магию. И все же Винсент сумел найти способ туда попасть.

– Поверь мне, тут не о чем волноваться, – пробормотал он, схватив «Мага». – Правда, Френни. Это просто дурацкая старая книга.

– Будь осторожнее, – нахмурилась Френни.

Возможно, эти слова она адресовала не только брату, но и себе, потому что ее часто пугали собственные способности. Не только умение привлекать птиц. Она обнаружила, что стоит ей лишь прикоснуться к сосульке, та сразу тает. Впрочем, этому наверняка есть научное объяснение. Птицы слетаются к ней, потому что она очень спокойная и совсем их не боится, а ее нормальная температура чуть выше средней, поэтому вполне логично, что лед будет таять от соприкосновения с ее руками. Но однажды ночью, стоя на пожарной лестнице за окном своей спальни, она так упорно думала о полете, что ее ноги на миг оторвались от ступеньки и она повисла в воздухе. И вот это уже никак не поддается научному объяснению, потому что физически невозможно.

– Мы не знаем, что это такое, – сказала она брату.

– Это что-то внутри, – сказал Винсент. – Что-то в нас. Да, мама хочет, чтобы мы притворялись такими, как все. Но ты сама знаешь, что мы не такие.

Тут было о чем поразмыслить. У сестер были свои таланты, а у Винсента – свои. Он иногда видел будущее – лишь на мгновение, смутными фрагментами. Он знал, что сегодня Френни найдет «Мага» и у них состоится этот разговор. На самом деле он написал у себя на руке синей чернильной ручкой и теперь показал надпись сестре: Френни находит книгу.

– Совпадение, – тут же отозвалась Френни. Другого разумного объяснения не было.

– Ты уверена? А вдруг есть что-то еще? – Винсент понизил голос. – Можно попробовать выяснить.

Они сдвинули стулья вплотную и сели рядышком, не понимая, что зреет у них внутри. Когда они сосредоточились, кухонный стол поднялся в воздухе и завис в дюйме от пола. Френни так испугалась, что надавила на него двумя руками, не давая подниматься дальше. Стол опустился и с грохотом встал на место.

– Не сейчас, – быстро проговорила она. – Давай подождем.

– Зачем ждать? Чем раньше мы все узнаем, тем лучше. Надо, чтобы мы управляли всем этим, а не оно нами.

– Ничего этого нет, – возразила Френни, хорошо понимая, что брат говорит о магии. – Для каждого действия и реакции существует разумное объяснение.

После случая в кухне стол так и остался слегка скособоченным, и посуда вечно съезжала к краю, словно желая напомнить, что Винсент был прав. Что бы они о себе ни думали, кем бы они ни старались казаться, они все равно не такие, как все.

Эти эксперименты не обрадовали бы доктора и миссис Берк-Оуэнс, если бы они узнали, чем занимаются дети. Доктор с супругой были людьми элегантными и серьезными, проводившими вечера за бокалом «Тома Коллинза» или «Виски сауэра» в Йельском клубе, поскольку после окончания Гарварда будущий доктор поступил в высшую медицинскую школу в Нью-Хейвене, городе, который мама, по ее собственному признанию, надеялась никогда больше не увидеть. Они оба постоянно присматривались к своим отпрыскам в поисках признаков унаследованных отклонений, и на данный момент результаты этих наблюдений были не особенно обнадеживающими. В своих трудах доктор Берк-Оуэнс выдвигал теорию личности, согласно которой природа преобладает над воспитанием, и поэтому ядро личности ребенка никак не изменишь. Он был убежден, что врожденные свойства имеет не только мозг, но и душа. От генетики не убежишь, каким бы здоровым ни было твое окружение, и это не предвещало ничего хорошего для Фрэнсис, Бриджет и Винсента.

К счастью для них, отец был слишком занят со своими многочисленными пациентами, которые украдкой входили в дом Оуэнсов через отдельный вход и спускались в подвал, где располагался папин кабинет. Частенько во время сеансов Винсент тайком пробирался в гостевую прихожую и шарил по карманам пальто пациентов в поисках денег, леденцов или «Валиума». Потом все трое детей ложились на пол в кухне, расслабленные добытыми Винсентом маленькими желтыми таблетками, сосали мятные леденцы и слушали слезные исповеди папиных пациентов, что поднимались вверх по вентиляционной трубе. Благодаря этим подслушанным сеансам они узнали о депрессиях, маниях, навязчивых идеях, либидо и неврозах задолго до того, как большинство их ровесников впервые услышали слово «психиатрия».