Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И женщину, которая это сделала.
Так или иначе, я прохожу среди толпы, заставляя себя улыбаться им. Но они не делают это в ответ, потому что я не мой папа. Многие вещи, в которых он преуспевает, являются моими слабостями, например, физическая активность, харизма и острый ум, полагаю.
Но что у меня хорошо получается, так это многозадачность, поэтому у меня нет проблем в общении с гостями: пробегать взглядом по всем присутствующим, улыбаться и выполнять роль именинницы, которую я играю каждый год для папы.
Ткань моего темно-красного платья прилипает к коже, но это далеко не из-за того, что я вспотела. Желание вытереть потные руки о дорогой материал отходит в сторону, не только потому, что платье дизайнерское, но и потому, что я выгляжу в нем взрослой.
Оно повторяет мои формы и подчеркивает талию, а также имеет глубокий V-образный вырез, очерчивая грудь и дразнящее декольте. Я даже пожертвовала своими любимыми белыми кроссовками ради черных туфель на высоких каблуках, которые измучили мои бедные ноги.
Но все это будет напрасно, если я не найду его.
Жар приливает к голове, и пряди моих длинных волос прилипают к шее и вискам. Я обхожу большую часть территории, и еще больше начинаю волноваться.
Почти все, кого знает папа, здесь, кроме моей сводной бабушке, потому что, по его словам, ей никогда не рады в доме дедушки.
Но не ему.
Человеку, которого я ищу в толпе, хотя не имею на это права.
Кажется, уже прошла вечность, поэтому я направляюсь к качелям, которые отец сделал для меня и установил на заднем дворе возле второго бассейна, когда я была ребенком. Мой взгляд сосредотачивается на свете, падающем на поверхность воды, и я глубоко вздыхаю.
Территория освещена фонарями и бесчисленными полосами волшебных огней, висящих между деревьями, но здесь все еще тускло по сравнению с фасадом дома.
Мое сердце немного разбито, будто меня растоптали, хотя на самом деле у меня нет логической причины чувствовать себя так.
Но что вообще такое логика? Папа говорит, что все хорошее немного заезжено, несовершенно.
Даже нелогично.
В свое долгожданное совершеннолетие мне не положено погрязнуть в страданиях, но я именно это и делаю. Просто раскачиваюсь взад и вперед из-за чувства опустошения в своей груди.
У меня были большие планы на сегодня. Не потому, что мне нравятся дни рождения, а потому, что этот особенный. Он означает, что я официально больше не ребенок.
Но самый важный мой план был сорван еще до того, как был реализован.
Я достаю телефон из бюстгальтера и пролистываю фотоальбом под названием «Воспоминания». Нахожу фотографию с моего первого дня рождения, на котором я сижу на руках отца и визжу, пока дядя Нейт пытается схватить меня.
Нейт.
Не дядя Нейт. Просто Нейт.
Я провожу пальцами по его лицу и по всему моему телу проходит еле уловимый удар тока.
Прошло не так много времени с тех пор, как я начала ощущать эти странные импульсы всякий раз, когда вижу его или думаю о нем. Он даже начал появляться в моих снах, из-за которых я просыпаюсь посреди ночи, потная и с приятной тяжестью внизу живота.
Вот почему он больше не может быть дядей Нейтом.
Он даже не друг папы и не человек, правящий миром. Он может быть сыном сенатора, но также является чем-то большим.
Ему принадлежит половина мира, а остальную часть он съедает на завтрак.
— Вот ты где.
Я замираю, моя рука сжимает телефон. Может быть, я получила волшебные способности на свой день рождения и мысленно призвала его?
Это, конечно, глупо, потому что я чувствую тепло, которое всегда исходит от его тела, и запах его одеколона. Немного мускусный, немного пряный. Немного… неправильно.
Я бы узнала его по запаху или заметила бы среди десятков людей, толпившихся в нашем доме. Это так неправильно, что у меня горят уши и ощущается пульсация в шее только потому, что я услышала глубокий, грубый тенор его голоса, предназначенный только для того, чтобы говорить жёсткие, серьезные вещи.
Голос, о котором я начала мечтать, несмотря на мой чёртов статус.
А теперь он стоит позади меня.
И это значит, что он видит мой телефон.
Я вздрагиваю, прижимая его к груди, и, оглядываюсь назад, осознавая, что это плохая идея, потому что теперь я думаю о нём, и мое сердце как бы буквально разрывается на части.
С этого момента контролирование эмоций идет под откос, и остановить это уже невозможно. Мои губы приоткрываются, а лицо должно быть застыло, как у оленя, пойманного в свете фар.
Но вместо того, чтобы прокомментировать свою фотографию в моем телефоне, он встает напротив качели, возвышаясь надо мной, как гребаный бог.
Один в один как статуя Адониса, выглядит таким же холодным.
Вот с чем его сравнили в одном из журналов. Они назвали сына сенатора Брайана Уивера — Нейта — одним из самых востребованных холостяков и самым апатичным из них.
Но я никогда не подвергалась холодному обращению с его стороны, о котором все говорят. По отношению ко мне он всегда был заботливым. Ну может только отчасти заботливым. Потому что дядя Нейт слишком деловой человек, чтобы быть заботливым в традиционном смысле этого слова.
Нейт. Повторяю я себе. Просто Нейт.
— Не волнуйся. Я не буду подглядывать за твоей перепиской с парнем.
Мое сердце трепещет, и мне кажется, что меня вырвет, или я упаду в обморок, а может и то, и другое.
Это определенно не из-за его присутствия рядом, ведь я думала, что он не придет. Это скорее больше связано с тем, что он сказал.
Парень.
То есть именно он мысленно мой парень с тех пор, как я посмотрела на него под другим углом. Хотя он имел в виду совсем другое, но в моем извращенном мозгу это чертовски важно.
Я запрокидываю голову, чтобы увидеть его в полный рост. Хотя сомневаюсь, что существует такая рамка для фотографий, которая могла бы его вместить.
Его лицо со всеми этими острыми линиями и четко очерченными скулами, каждую из которых можно рассмотреть в зависимости от того, куда падает свет. У него такие черты лица, которые говорят за него при малейшем подергивании и движении. Нейт всегда безупречно контролирует язык своего тела и выражения лица, и это проявляется в каждом его движении.
Чем старше я становилась, тем больше осознавала его внушительный, безмолвный