На тракте мы пошагали следом за повозкой, но она двигалась чуть быстрее и вскоре исчезла вдали. Однако теперь все чаще попадались встречные путники и другие повозки – в основном груженные фруктами и овощами открытые тележки, запряженные ослами. Еще через некоторое время пришлось торопливо потесниться, освобождая дорогу марширующей центурии легионеров. Замерев на обочине, я с удивлением, которое не смогли притупить отчаяние, усталость и боль в кровоточащих ступнях, наблюдал за слаженной поступью воинов Древнего Рима.

Пропустив легионеров, наша вереница, понукаемая резким свистом хлыста, двинулась дальше. Теперь от тракта часто отходили узкие дороги, упираясь в богато изукрашенные ворота, за которыми среди ухоженных садов можно было вскользь заметить изящные строения белоснежных вилл. Вскоре после очередного поворота перед моим взором развернулся завораживающий вид – с вершины холма за чередой предместий открылась панорама города, раскинувшегося в широкой бухте. Ласковое море пестрело миллиардами бликов под лучами солнца – и безумно, до тягостного отчаяния, захотелось окунуться в лазурную воду, скрывшись от изнуряющего зноя.

Портовый город был огорожен высокой стеной, за которой все пестрело красным пологом черепичных крыш, прореженным линиями улиц. Но чем ближе к центру, тем чаще виднелись проплешины площадей, высокие здания арен и храмов, господствующие над улицами и кварталами. Но все это терялось на фоне величия высокой горы, у подножия которой раскинулся город.

Я замедлился и сбился с шага – впереди идущий раб, широкоплечий рыжебородый варвар, дернулся, когда веревка натянулась. Обернувшись, он расширившимися глазами посмотрел на меня, но вдруг по спине будто кипятком плеснули и раздался свист хлыста. Не в силах даже кричать от неожиданного взрыва боли я рухнул на колени. Выгнувшись, я беззвучно открывал рот, но второй удар заставил меня подняться на ноги. Запнувшись, я упал, врезавшись в раба впереди, и тут же попытался подняться, боясь новых жалящих плетей. Опасался я не зря – воздух снова засвистел, и спину взрезала боль.

Под смех надсмотрщиков, потешающихся над моей неуклюжестью, вереница рабов продолжила движение. Я теперь шагал с трудом, будто в полубеспамятстве – перед глазами стояла мутная, красная пелена. Понемногу сознание возвращалось, но окончательно я пришел в себя, только когда мы миновали ворота, окунувшись в равномерный гул большого города. Улица, на которой мы оказались, была непривычно узкой для жителя современного мегаполиса. Дома жались друг к другу, наползая один на другой и закрывая небо выдающимися вперед балконами. Практически в каждом здании на первом этаже располагались какие-то лавки, выставленные лотки с товаром заполонили тротуары, выдавливая людской поток на огороженную высоким бордюром проезжую часть. Суетившиеся рабы, прогуливающиеся граждане, немногочисленные патрульные сплошной рекой двигались по брусчатке мостовой, не обращая внимания на ползущие повозки.

Читая исторические и фантастические книги, я всегда, подобно героям произведений, мечтал оказаться в Римской империи. И вот – можно сказать, повезло. Теперь дело за малым – надо лишь с особым цинизмом наказать всех врагов, жениться на прекрасной принцессе и занять трон. Можно даже императорский.

Горько усмехнувшись своим мыслям, я неожиданно врезался в спину варвара. Моментально втянув голову в плечи, я сжался в ожидании наказания, но повезло, никто из надсмотрщиков не обратил внимания. Мы пришли – люди Павла крикливо ругались с расположившимися в узком переулке хозяевами других рабов. Вскоре все договорились, и нас довольно грубо подтащили к одной из стен, где выстроили шеренгой. Один за другим невольники опускались на землю, приваливаясь к стене, блаженно отдыхая после долгого перехода.

Вскоре появился сам Павел – четверо жилистых рабов опустили на землю закрытый пестрой тканью паланкин, и работорговец, кряхтя, выбрался на улицу. Он негромко дал указание, и один из надсмотрщиков двинулся вдоль нашего ряда с глиняной миской в руках – за его приближением я наблюдал, с трудом пытаясь проглотить сухой ком в горле. Мне достались остатки того, что плескалось на дне сосуда, – несколько глотков мутноватой, со странным привкусом жидкости. И все же эта была вода – ее прохлада показалась мне райским наслаждением, приведя в чувство. Сознание удивительно прояснилось – даже усталость отступила.

Я принялся осматриваться вокруг, почти сразу натолкнувшись взглядом на удивительной красоты девушку. Падающие на плечи белокурые локоны были стянуты на лбу тонким золотым обручем, и блеск драгоценного камня в нем мог посоперничать с сиянием ее огромных голубых глаз. У нее было совсем юное, с тонкими чертами лицо – и при этом невероятно сформировавшаяся фигура с аппетитными формами – белоснежная ткань туники то и дело будто приникала к коже, очерчивая линии тела. Нижнего белья под туникой не было – я задержался взглядом на просвечивающих сквозь тончайшую ткань сосках высокой груди. И тут же смутился – ее обладательница с интересом рассматривала меня.

Я опустил глаза и натолкнулся взглядом на свои пыльные, сбитые в кровь ступни. Поежившись, только сейчас понял, какое зрелище собой представляю. Когда пытался усесться так, чтобы набедренная повязка все же прикрывала то, что должна, со смесью стыда и злости увидел совсем рядом тонкие изящные лодыжки, которые обвивали ремешки элегантных греческих сандалий.

Раздался суетливый топот – Павел бежал к их обладательнице так, что едва не потерял собственные.

– Сколько? – легким и мелодичным голосом спросила девушка.

От удивления я даже поднял глаза – вопрос был задан по-английски.

Стараясь не смотреть на юную покупательницу, задержался взглядом на двух бугаях за ее спиной – телохранителях – и невысокой согбенной служанке с корзиной, в которой лежали фрукты и парочка изящных кувшинов.

– Триста сестерциев, госпожа, – склонился между тем в поклоне Павел. Он теперь тоже говорил по-английски.

Незнакомка, как оказалось, интересовалась не мной. Она рассматривала рыжего варвара, который в веренице шел впереди.

– Встань, скотина! – пнул его в бедро Павел, несмотря на то, что раб уже поднимался сам.

– Триста сестерциев? – поинтересовалась девушка, пощупав мускулы невольника, и неожиданно для меня заглянула ему в рот, бесцеремонно оттянув губу.

– Крепкий, хороший раб, – раздался за ее спиной голос, тоже говорящий по-английски.

К нам подошел патриций лет сорока в тоге – был он высок, широкоплеч, с красивым, породистым и волевым лицом. Вот только все это было несколько обрюзгшим и носило отпечаток разгульной жизни. Девушка лишь коротко глянула на добровольного советчика и снова обратилась к работорговцу.

– Мне нужен раб для работы в поле – а этот хоть и выглядит сильным, но быстро сдохнет. За триста сестерциев я лучше куплю негра, – качнула головой юная незнакомка. – Двести, – посмотрела она на Павла.

– Госпожа не найдет здесь негров за такую цену, – поклонился Павел, – в Африке и Киренаике сейчас неспокойно, рабов оттуда везти невыгодно и опасно. А этот, – ткнул он жирным пальцем в щеку моего соседа по веревке, – больше подойдет на роль охранника дома или гладиатора. К тому же он может быть выносливым совсем в других делах… – Павел замялся, и они с патрицием обменялись быстрыми понимающими взглядами.