В тот морозный день 16 декабря Вера быстро шла по коридорам Наркомата просвещения, прижимая к груди толстую папку с периодикой, письмами и документами, пришедшими на рассмотрение Крупской, и, успевая здороваться с идущими навстречу сотрудниками, всё крутила в голове телефонный звонок, поступивший к ней, как только она вошла в рабочий кабинет.

Голос товарища Постышева она, естественно, не узнала, но когда тот представился, сразу вспомнила моложавого мужчину с короткой щёточкой усов и высокой причёской светлых волос. Постышев имел репутацию простоватого и даже туповатого исполнителя, однако всегда тонко чувствовавшего все веяния политической обстановки, и к такому человеку следовало прислушаться. Конечно, кандидат в члены Политбюро мог позвонить непосредственно Крупской, но просьба его и вправду требовала более длинной цепочки согласований, а к таким тонкостям опытный аппаратчик относился очень ответственно.

Именно поэтому Вера Соломоновна летела из секретариата к себе в кабинет, едва кивая встречным сотрудникам, и всё обдумывала, как подать эту новость Крупской.

Надежда Константиновна, сильно располневшая в последние годы и одолеваемая многими тяжёлыми болезнями, подхваченными в ссылках и тюрьмах, уже снимала пальто, когда в кабинет ворвалась Вера Дризо.

– Верочка? – Крупская поправила на носу большие круглые очки и посмотрела на свою помощницу. – Какая-то вы сегодня… не такая. Что-то случилось?

– Почти… – секретарь сгрузила периодику на столик резного дерева английской фабрики Чиппендейла с криво прибитым инвентарным номером и отдельно положила папку с документами на рассмотрение. Последней на самый край рабочего стола легла укладка с письмами, которые Крупская просматривала перед обедом. – Мне звонил товарищ Постышев и просил вас принять сотрудника ЦК Александра Белова-Сталина.

– Кого?! – Надежда Константиновна грозно глянула на свою подчиненную и ещё раз прошипела разъярённой коброй: – Кого?!!

Ленинская вдова начала медленно покрываться красными пятнами, очки заблестели каким-то нездоровым, шизофреническим блеском:

– Да как он… Да как он смеет?!! Кого ещё выкопал этот горец?!! – Тут она задохнулась и совершенно нелогично закончила, срываясь на визг: – Кто это вообще такой?!

Вера Соломоновна быстро схватила графин с кипячёной водой, налила стакан, накапала туда валериановых капель и, предусмотрительно отставив графин подальше, зачастила:

– Я тут через Лидочку из секретариата… Это приёмный сын товарища Сталина. Учится вместе с Василием и Артёмом… Говорят – очень странный мальчик… – Тут она понизила голос до свистящего шепота и выдохнула: – Он с ним так носится, так носится… И говорят – глаза у них похожие…

Крупская, лязгая зубами о стекло, выпила валерьянку и уставилась на секретаршу:

– Учится? А как же сотрудник ЦК? Грузин уже так обнаглел, что решил цесаревича себе завести?!

Дризо только зябко передернула плечами, икнула и неожиданно бухнула:

– А ещё у него орден Красной Звезды, и его часто видели с оружием…

Надежда Константиновна выпучила глаза, уронила стакан и начала задыхаться.

Вера бросилась к ней:

– Товарищ Крупская, товарищ Крупская, что с вами?!

– Школьник? – только и смогла выдавить из себя Надежда Константиновна. – Это – школьник?

– Да… И ещё говорят… – Вера набрала побольше воздуха, – Лидочка вроде к нему подошла с каким-то документом, и говорит… чуть не грохнулась в обморок, так он на неё взглянул…

Наступила долгая пауза, прерывавшаяся только тяжёлым дыханием Надежды Константиновны.

– И… И что же нужно этому… – Крупская запнулась и перевела взгляд на окно. За стеклом, полускрытая снегопадом, шумела Москва. – Этому. Такому «обычному советскому школьнику»?

– Я… я не знаю… – Вера растерянно развела руками.

Надежда Константиновна молчала долго. Очень долго. Затем вдруг забарабанила пальцами по краю стола, посмотрела на башню больших напольных часов. Стрелки показывали пять минут девятого…

– Думаю, ему можно назначить на завтра на девять часов. Заседание методического совета ведь перенесли на завтра?

Вера Соломоновна кивнула.

– Я позвоню.

К грядущей реабилитации новогодней ёлки Александр подошёл ответственно и со всем тщанием, так как был уверен, что это одна из многих проверок, которые ему ещё устроит приёмный отец. Да и пора ему уже приобретать аппаратный опыт, которого он был практически лишён в прошлой жизни. Прочитав объективку спецотдела ЦК на Крупскую и её окружение, Александр составил психологический портрет соратницы Ленина, а на основании её публичных выступлений уточнил некоторые моменты психотипа.

Поскольку последнее время Саша каждый день прочитывал ведущие советские газеты, он был достаточно подкован в актуальной риторике и уже почти не сбивался в речи на артефакты из будущего.

Когда дверь в класс открылась и в щель просунулось широкое лицо Михаила Елистратова, преподаватель физики – недавно пришедший в школу Матвей Петрович Бронштейн – только вздохнул и кивнул Александру:

– Идите, Белов. И на завтра жду вашего доклада по теме.

– Хорошо, Матвей Петрович. – Белов, быстро сложив портфель, кивнул на прощание затосковавшим Артёму и Василию и вышел в коридор.

– Ну?

– К девяти ждут в Наркомпросе, – доложился Михаил.

– Чёрт! Переодеться бы… – бросил Александр на ходу.

– Так захватил я…

– Зелёный?

– Зелёный в чистке. Черный.

– Хрен с ним, пусть будет чёрный.

Александр хмыкнул, подхватил с вешалки пальто, не одеваясь дошёл до машины и быстро юркнул в нагретое нутро «бьюика»:

– Привет, Коля, – Белов пожал руку водителя и стал быстро переодеваться, – к сроку-то успеем?

– Успеем, – Николай уверенно придавил акселератор, и мощная машина полетела по заснеженным улицам Москвы.

Когда машина остановилась возле высоких дверей Наркомпроса, из салона вышел уже не ученик школы, а молодой человек в отлично сшитом чёрном полувоенном костюме со скромной Красной Звездой на груди и тонкой кожаной папкой в руках.

Внизу уже клубилась толпа просителей и посетителей наркомата, но пропускной системы как таковой не было, и Александр, предъявив удостоверение сотрудника ЦК, прошёл в наркомат.

В приёмную Крупской, где в очереди уже стояло десятка полтора человек, Белов прошел без двух минут девять и, встретившись глазами с сидевшей у дверей женщиной, коротко кивнул головой:

– Вера Соломоновна?

Женщина подняла глаза и невольно съежилась. Взгляд юноши, спокойный и уверенный, тем не менее словно приморозил её к стулу, словно оттуда на неё глянул Сам.

– Я Александр Белов. Мне назначено на девять ноль-ноль.