— Да, я понимаю, — сказала Майя.

И сразу же подумала: зачем ей все эти откровения чужого и совершенно неинтересного для нее мужчины? Но ведь рассказывала же она ему о себе для чего-то. Для чего? Бог знает. Как в поезде, лишь бы выплеснуть накопившееся, а кому — не важно. Но что показалось Майе любопытным — так это то, как Сергей говорит. Вполне прилично, надо сказать. Что-то и не похоже на речь шофера-дальнобойщика. Правда, о том, как говорят дальнобойщики и является ли их речь какой-то особенной, у Майи Сергеевны не было ни малейшего представления.

Так вот, язык у Сергея был неплохо подвешен, голос — приятный, мягкий и ровный. И слушать его, пожалуй, даже хотелось. Кажется, она отвлеклась. О чем он?

А он говорил о том же. Что не может, любя Лену и не собираясь с ней разводиться, не иметь других женщин. Вот как. И сколько же их у него?

— О, у вас мно-о-го женщин? — протянула Майя.

— Нет, вы меня неправильно поняли, — поспешил объяснить Сергей, почувствовавший иронию, покраснев и растерявшись. В этом была такая милая непосредственность и незащищенность, что Майе стало стыдно.

— Понимаете, Майя Сергеевна, мне не нужно много женщин. Я вовсе не донжуан. Мне нужна любовница.

«Вот такой пошел открытый текст», — подумала Майя. И это снова подтверждало то, что, выслушав и поняв друг друга, она и ее собеседник разбегутся в разные стороны и никогда больше не увидятся. Майя поймала себя на мысли, что, не испытывая к нему ни малейшего влечения и понимая, что она у него тоже не вызывает никаких желаний, она уже вжилась в проблему и прикидывает, нельзя ли этого Сережу (очень неплохого, между прочим, мальчика, наверное, достаточно хорошо зарабатывающего) подсунуть кому-нибудь из нуждающихся приятельниц — тех, что помоложе и не слишком взыскательны.

А Сережа между тем продолжал:

— У меня были любовницы, но по разным причинам пришлось с ними расстаться. Кстати, я очень привязчивый и расстаюсь тяжело.

— Так вы их бросали или они вас? — Вопрос Майи снова был циничен и резковат.

Она сама не понимала, почему взяла этот тон. Наверное, само слово «любовницы» диктовало его.

— Никто никого не бросал. Я любил тех женщин, которые у меня были. Просто обстоятельства складывались так. Понимаете?

Майя, конечно, понимала. Но сколько все-таки было у него женщин? Ужасно интересно. Однако она решила не задавать больше жлобских вопросов. Но все равно продолжала думать: две — понятно. Может, три? Или больше? Чем уж он их брал? Хотя, с какой стати она должна ему верить? А вдруг этот Сергей вообще выдает желаемое за действительное? Такое свойственно шизофреникам. Господи… Господи, какая же она дура! Поехала в лес с человеком, которого первый раз в жизни видит. Ну где голова у нее? Где?! Ведь ей не пятнадцать лет. Да в пятнадцать-то она так и не сделала бы. Майя была очень осторожной девочкой. Слушалась бабушку, у которой всегда отдыхала в деревне и которая говорила: «Маечка, никогда и ни с кем никуда не езди! Завезут, изуродуют и убьют — и не найдет никто». Майя боялась. И даже со знакомыми мальчишками никогда не соглашалась кататься на мотоциклах, как это делали все ее подружки.

— Майя Сергеевна, смотрите, качели! Покачаемся? — Сергей взял Майю за руку и повел за собой. Оказывается, они забрели на территорию санатория, где были качели, турники, лавочки и еще какие-то атрибуты организованного отдыха.

Сергей поставил ногу на доску, придерживая ее, чтобы Майя могла встать с другой стороны, и, когда она это сделала, легко оттолкнулся, резко начал раскачиваться. Давно забытое детское ощущение полета (ах, как хотелось всегда выше и выше — и ах как было страшно!) захлестнуло Майю. Она забыла о том, что нельзя расслабляться. И что совершенно недопустимо прикидываться девочкой (обычный прием почти для любой женщины ее лет, желающей понравиться). Но ведь она и не прикидывалась: ей было просто хорошо, и она этого не скрывала. Кажется, она что-то кричала не то от восторга, не то от страха. Но и когда было страшно, все равно было здорово — так, как бывало когда-то очень давно. Не было никаких сомнений, не было пережитых бед (их хватило на Майину долю — и это были не только несчастные любови), а было только небо, то приближающееся, то удаляющееся. И было упоение от головокружительных перепадов: стремительный полет вверх, возвышающий душу, — и бросающее в бездну, затемняющее рассудок уханье вниз.

Только через некоторое время (минута? пять? десять?) к Майе вернулась способность мыслить и отдавать себе отчет в происходящем. Она, Майя Сергеевна Соколова, солидная («солидная» — в смысле положения в обществе), можно сказать, дама, и малознакомый ей молодой человек качаются на качелях. И вот теперь она уже видит не только небо, а еще и его глаза — близко. Светло-голубые. И пожалуй, невыразительными их сейчас назвать уже нельзя. Что-то в них появилось. И вообще ей уже захотелось целоваться. С этим тридцатиоднолетним Сергеем с перебитым носом. «Ну это уж ни к чему, — одернула она себя. — Это уж так, от общего восторга».

— Все, — сказала Майя. — Достаточно.

Это чисто преподавательское слово «достаточно» вырвалось у нее невольно и сразу, как ей показалось, отдалило Сергея от нее той, которая минуту назад захлебывалась от восторга.

Сергей послушно остановил качели, подал ей руку, и они отправились к машине.

Разговор в пути снова не клеился. Майя устала от впечатлений (она их получила, как и хотела!), и ее тянуло домой. Сейчас она поваляется немного с книжкой на диване, потом быстро приготовит ужин, а потом посидит над методичкой, которую ей надо сдать завкафедрой уже к концу недели. Занятий сейчас нет. Золотое время для преподавателей, когда среди учебного года удается отдохнуть практически целый месяц и даже больше: сессия плюс студенческие каникулы. Только вот методичка за душу тянет.

«Ничего, прорвемся!» — весело подумала Майя. Ей было хорошо. Она почти забыла о Сергее. Совсем забыть мешал колбасный запах из ее пакета, и ей было неудобно. А иногда смешно. Она решила все свои проблемы: колбасы купила, воздухом надышалась, впечатлениями навпечатлялась (красота зимнего леса плюс качели — это немало!). А вот мальчик-то за что пострадал? Бедный Сережа… Столько времени зря потратил на возрастную тетку («возрастная тетка» — это, кажется, из Токаревой), на которую у него нигде ничего не екнуло. А у нее вот екнуло. На качелях. Но быстро прошло.

— Майя Сергеевна, вы, наверное, надеялись на знакомство с человеком своего круга, с высшим образованием. Я вам не подхожу. Да? — отвлек ее Сергей, останавливая машину у «Детского мира», там, где они встретились. Так быстро приехали…

— Да нет, Сергей. Это, скорее, я вам не подхожу. Вы ведь видите, я старше. — Майя нежно погладила его по руке. Ей все-таки хотелось, чтобы у него осталось о ней хорошее впечатление.

— Я не думаю, что возраст имеет какое-то значение, — сказал Сергей.

Это была не та фраза, которую хотелось бы услышать. А хотелось услышать понятно что. Что он никогда бы не подумал, что она старше его. Нет. Не так. Он никогда бы не дал ей больше… больше… ну, допустим, двадцати восьми. Хотя это она загнула, конечно. Ну хотя бы тридцати. Нет, цифры пусть уж лучше не звучат… Не надо в цифрах. Первоначальный вариант был лучше: «Я никогда бы не подумал, что вы старше меня». Да, не джентльмен. Ну да Бог с ним!