– Бунт гребцов? Но ведь вы исправили замок, хозяин, теперь его никто не сможет открыть!

– Я исправил замок, а какой-то раб придумает, как его снять. У них ведь много времени, и каждый думает о том, чтобы сбежать, а если не сбежать, то хотя бы выпустить кишки охранникам. И тебе, Салим, тоже.

– Но ведь у нас хорошая кормежка! Иногда я даже даю им фрукты!

Эрваст горько усмехнулся, вспоминая свою невольничью жизнь.

– Никакая кормежка не примирит человека с цепью и скамьей, Салим, они могут улыбаться тебе, заискивать перед тобой, но стоит нам зайти в Кармер или Досу, как замки могут оказаться открытыми, а гребцы бросятся душить цепями охранников.

Салим кивнул. Закон в Кармере и Досу не признавал рабства, и чтобы доказать свое право на раба, хозяину предлагалось схватиться с ним голыми руками. Нечего было и думать о том, что кто-то из рабовладельцев согласился бы на такое испытание, ведь руки у гребцов были как из железа.

Гребцы знали о законах Кармера и Досу, поэтому подгадывали бунты ко времени захода в эти порты, а хозяева, напротив, старались избегать их. Впрочем, бунт рабов был возможен в любых портах, и относительно защищенными от этой напасти рабовладельцы могли чувствовать себя только в открытом море.

– Ну так что ты скажешь? – спросил Эрваст, прислушиваясь к голосам матросов, которые растягивали для просушки новый парус.

– Я согласен, хозяин.

– Что ж, я в тебе не ошибался, – широко улыбнулся Эрваст и подал помощнику руку. Такой жест был нетипичен для хозяина, и Салим с чувством ее пожал, однако, когда он ушел, Эрваст тщательно вытер руку платком. Он предпочитал не касаться ничего, что напоминало бы ему о жизни на нижней палубе.

От духоты, царившей в синдоне, Питер был как в полусне. Мысли о бегстве, и те покинули его, не хотелось ничего, казалось, приди за ним сейчас палачи, он пошел бы с ними, даже не дрогнув.

Внезапно зазвенела цепь, и Питер встрепенулся, разом выйдя из забытья. Неужто правда палачи? Но за что?

Они с Крафтом обменялись тревожными взглядами.

– Отсиделись, теперь снова на скамейки, – обронил один из давнишних сидельцев, который знал здешние порядки.

– Выходи, дармоеды!

Поскольку Питер сидел к дверце ближе других, он осторожно высунулся наружу, но рослый пират схватил его за плечо и рванул на себя так, что узник свалился на палубу под радостный смех еще двоих пиратов.

– Ну-ка ты, Рваный, поосторожнее с ними, если не хочешь сам за весло подержаться! – прикрикнул на него появившийся Салим.

– А я чего? Он сам скопытнулся, ноги его не держат! – стал оправдываться грубиян и тут же помог Питеру подняться.

За первым узником выбрались и трое оставшихся, щурясь и прихрамывая – после долгого сидения ноги у них ходили плохо. Вдобавок палубы была так разогрета, что стоять на ней босыми ступнями было невозможно.

– Возьмите, прикройтесь, – сказал Салим, подавая узникам застиранные тряпки. Питер не знал, что с ней делать, но двое бывалых гребцов быстро «оделись» сами и показали, как правильно наматывать тряпки на бедра, пропускать между ногами и затыкать за пояс. Получалось что-то вроде коротких штанов.

– Пошли за мной! – скомандовал Салим, и все четверо двинулись следом. Поначалу Питер думал, что их ведут в трюм, однако это оказалось прогулкой вдоль борта галеры. За узниками следовали трое пиратов с кривыми мечами, чтобы рабы не подумали бунтовать.

Питер почувствовал себя значительно лучше, чем в синдоне. Горячие доски нестерпимо жгли ступни, зато набегавший морской ветер охлаждал тела узников и давал насладиться этой краткой свободой.

Убедившись, что рабы двигаются нормально, Салим повел их к трапу, ведущему на нижнюю палубу.

Питер спускался по нему третьим, после двух бывалых, и заметил, как они набирали полные легкие воздуха, как будто собираясь нырнуть.

Дюжина истертых ступеней трапа, затем двое охранников с неприветливыми взглядами – одна рука на рукояти меча, другая сжата в кулак. Они были готовы к любым действиям новичков и на глаз оценивали их, предугадывая, какие неприятности могут доставить эти гребцы.

За небольшим помещением, где стояли охранники, следовал короткий коридор с одной боковой дверью справа и выходом на нижнюю палубу.

В нос ударил резкий запах пота от шести десятков немытых тел, и Питеру показалось, что здесь так же темно, как и в синдоне.

– Эй, Парнис, никак очухался? – крикнул кто-то одному из вернувшихся гребцов. – Мы без тебя скучали!

– Значит, дождались, – без особой радости ответил Парнис.

В дальнем конце казавшейся бесконечной нижней палубы Питер увидел еще двоих охранников, а перед ними на невысокой деревянной банке сидел человек с барабаном. Питер уже знал, что именно он носит прозвище Барабан.

С низкого потолка свисали крючья, на них, поперек палубы, были уложены весла. Они оказались довольно длинными – во всю ширину палубы. Пока судно тянуло морское течение, необходимости в них не было, но если бы пришлось идти против ветра, а еще хуже – бежать от преследователей, гребцы устанавливали весла в срубы.

– Ты – загребным на двенадцатую скамью, – начал распределять Салим, указывая место одному из бывалых. – А ты – загребным на седьмую…

– Хозяин, у нас уже есть загребной! – отозвались с седьмой.

– Нет у вас загребного, – отрезал Салим, который знал лучше, и подтолкнул второго бывалого к месту.

– Так, теперь совсем зеленые. – Салим посмотрел на Питера и Крафта, прикидывая, какой с них выйдет толк.

С одной стороны, они не выделялись ни особой статью, ни ростом, с другой – их спины были исполосованы плетьми, а значит, порядок знали.

– Ты, Малой, пойдешь на одиннадцатый серединным, вместо Рыжего, а тот станет загребным.

– У меня руки коротки, ваше благородие! – стал жаловаться Рыжий.

– Ничего, сдюжишь, – отмахнулся Салим. Он хорошо разбирался в том, кто из невольников с какой работой лучше справлялся, поскольку находился на своем месте третий год.

Это только с виду все казалось просто – ори на них да бей кнутом, и станут грести, а на деле каждую тройку гребцов следовало притирать, а троек на галере было двадцать. Вот и побегай, послужи капитану Эрвасту. Да еще болеют гребцы кто поносом, а кто и взаправду – три дня в синдоне и за борт, а новых где взять? В крайних случаях на помощь приходила команда, для этого весельные оглобли оканчивались шишаками, на которые набрасывали кожаные петли. За эти петли тянули «четвертные» – четвертые гребцы, обычно члены команды или запасные гребцы, имевшиеся на больших – сорокавесельных и более – галерах.

– А ты, Солдат, давай основным – на восьмую скамью…

– А я в середку, хозяин? – ощерился щербатый гребец.