Откуда он знает? – удивилась Лесли, но тут же вспомнила болтушку Мириам, которая, по всей вероятности, и сообщила ребятам, где они живут.

– Да, в «Крамбли», – ответила она, заставляя себя улыбнуться. Хотя бы улыбку Стэнли заслужил – одним только джентльменским желанием проводить ее. – А вы где расположились?

– В «Освальде». – Они зашагали в сторону «Крамбли». – Говорят, это общежитие самое неспокойное.

– Вам там не страшно? – спросила Лесли больше из желания поддержать разговор.

– Страшно? – Стэнли усмехнулся, напуская на себя молодецкую удаль. – А чего нам бояться? Мы с Бобом разберемся с кем угодно, разве по нам не видно?

Он согнул в локте руку, как культурист перед камерой. Лесли поняла, что это чистой воды игра, что он всего лишь пытается поднять ей настроение, и рассмеялась. Они действительно были неплохими ребятами. Но не более того.

Несколько минут спустя она уже шла по коридору к своей комнате. Со Стэнли она простилась еще на улице. Он определенно хотел поцеловать ее в губы, но Лесли подставила ему щеку и незамедлительно ретировалась. Целоваться со всеми более или менее симпатичными парнями не входило в ее планы.

На двух ребят, попавшихся ей навстречу, она обратила внимание, лишь когда они уже прошли мимо. У нее возникло странное ощущение, что по крайней мере один из них, тот, который едва не задел ее рукавом, совсем недавно где-то ей встречался. Повернув голову и взглянув парням вслед, Лесли мгновенно узнала его – по цвету волос и темно-зеленой рубашке – и замерла. Это был он, тот сероглазый, что стоял у лестницы и поразил ее с первого же взгляда.

– Ну, как они вам? – воскликнул Руди, ставя на стол рядом с неизвестно для кого работающим ноутбуком шесть купленных в баре банок пива. – По-моему, все как на подбор красавицы! Мм?..

– Ты это о ком? – лениво поинтересовался Питер, вернувшийся со вчерашнего веселья только сегодня в полдень и до сих пор валяющийся на кровати. – О Карен, Эмили и Глэдис? Считаешь, за лето они сильно изменились?

С Карен, Эмили и Глэдис Руди по очереди то сходился, то расходился с самого первого курса. Впрочем, перед прошлым Рождеством он окончательно разругался со всеми тремя, но друзья до сих пор изводили его шуточками.

– При чем здесь Глэдис? – огрызнулся Руди. – До этой троицы мне давным-давно нет дела.

Питер рассмеялся своим знаменитым саркастическим смехом. И Руди, метнув на него испепеляющий взгляд, демонстративно уселся к Питеру спиной.

– Я о первокурсницах, – сказал он, обращаясь к Оливеру и Куртису. Те сидели на кровати Оливера и без особого интереса смотрели телевизор. – Правда, классные?

Уэнди, примостившаяся на подоконнике с гитарой, рассеянно на него взглянула и, опустив голову, принялась перебирать струны. Коротко стриженная, с резковатыми манерами и крутым нравом, она общалась в основном с ребятами – в мужской компании ее давно принимали за «своего парня». Болтали, будто с ней тайно крутит роман Куртис, но тот всегда это отрицал, а явных доказательств их связи ни у кого не было.

– Лично я никого не успел рассмотреть. – Куртис первым отреагировал на слова восторженного Руди. – На вечеринку пришел поздно, да и побыл на ней совсем недолго.

Он взял со стола две банки пива, одну молча протянул Оливеру, вторую открыл и сделал глоток.

– Зря, очень зря, старик! – Руди оживленно потер руки. – Обожаю рассматривать первокурсниц, особенно на пятничной вечеринке. Поначалу стесняются, жмутся к стенкам, потом становятся все смелее и смелее. А какие все свеженькие, хорошенькие – глаз не оторвать!

– А я ничего сногсшибательного в них не увидел, – подключился к разговору насмеявшийся от души Питер. – Девчонки как девчонки. Ничем не хуже, конечно, но и не лучше, к примеру, третьекурсниц.

– Ну уж не скажи! – горячо возразил Руди, поворачиваясь вместе со стулом к Питеру и уже не помня об обиде. – С третьекурсницами все давно понятно, в них для нас практически не осталось загадок.

Питер усмехнулся.

– Вы только посмотрите на этого донжуана! В третьекурсницах для него, видите ли, не осталось загадок! Хочешь сказать, изучил их всех? Да фифочки вроде Энн Верлен знать тебя не знают, никогда даже не смотрят в твою сторону. Так ведь, Оливер?

Взгляд Оливера был по-прежнему устремлен на экран. Все его мысли занимали отнюдь не первокурсницы, не вчерашняя вечеринка и не дочь мультимиллионера Энн Верлен, до сих пор присылающая ему любовные записки, хоть с» момента их расставания прошло уже полтора года. Он думал об отце, которого несколько дней назад все же положили в больницу, и о расплакавшейся во время вчерашнего телефонного разговора матери.

– Эй, Оливер! – позвал Питер, повышая голос. – Да что с тобой сегодня?

Оливер открыл банку, глотнул пива и повернул голову.

– Ты не в духе? – спросил Питер. – Или выпил вчера лишнего?

– И то и другое, – ответил Оливер, решив наконец, что мрачными размышлениями он все равно отцу не поможет.

– Я спросил про Энн Верлен, – сказал Питер. – Вот этот чудак утверждает, что, мол, про третьекурсниц ему известно все. Я же утверждаю, что некоторые из них даже не догадываются о его существовании. К примеру, Энн – для нее мир явно сошелся клином на одном-единственном красавце…

– Хватит трепать языком. – Оливер сурово сдвинул брови. Любое упоминание об Энн вызывало у него раздражение. Он встречался с ней два месяца – по меркам Кэмдена, целую вечность, – безумно устал от ее капризов и избалованности и был только рад подвести под этой историей черту. Обладай он хоть каплей лицемерия, вцепился бы в Энн мертвой хваткой, женился бы на ней и жил бы до скончания века на деньги ее папочки не ведая забот. Однако умением играть на чужих чувствах и притворством природа его, увы, обделила, и, думая о том, что роман с Энн в прошлом, он, несмотря на свое нынешнее стесненное положение, лишь вздыхал с облегчением. Но ее докучливое внимание, тоскливые взгляды и нескончаемые записки сильно его угнетали, потому-то так действовали ему на нервы намеки и насмешки приятелей.

– Да я всего лишь… – начал Питер.

– Закрой рот, – с убийственным спокойствием велел Оливер.

Его в Кэмдене уважали, даже побаивались. О его бесстрашии, силе и способности отважиться на самые отчаянные поступки среди студентов, да и преподавателей, ходили легенды. В отличие от однокашников – избалованных чад привилегированных родителей – Оливер Мелвин не признавал классовых различий и не понимал глупых причуд богатеев.

Он воспитывался в семье фермеров, обосновавшихся около тридцати лет назад близ Омахи, – пары бывших «людей-цветов». В конце шестидесятых юные Артур Мелвин и Сара Бриггз, дети вполне обеспеченных родителей, примкнули к молодежной группе, отвергающей моральные устои потребительского общества, выступающей против войны во Вьетнаме и пропагандирующей отказ от цивилизации. В начале семидесятых Артур и Сара поженились, навсегда уехали из города и зажили спокойной фермерской жизнью вне классовой иерархии.