под звон колокольчика. На скалах появились золотистые капельки ночного мха.

Феникс напилась из чистого ручья, бегущего из верхней пещеры на скале, и посмотрела на искрящуюся снежную вершину, уходящую выше розовеющих облаков. Ветер разметал снег по впадинам, из которых талая вода уходила в пещеры и собиралась в звонкие горные ручьи.

Весь Амон пел разноголосицей, словно прощаясь навсегда.

Ра вздохнула, смахнула слезу, развернула крылья и полетела прямо на Мирфаг.

***

Клеопатра в страхе металась по пустынным коридорам Александрийского дворца. Воздух вокруг нее сжимался и колол горло. На стенах стремительно менялись летописи Богов и фараонов. Око Ра смотрело на нее со всех сторон, и из него вытекала слеза.

Царица пыталась призвать капехов, но крик застрял на сухих губах. Задыхаясь, наследница великих фараонов выскочила на галерею, ведущую в парадные покои, и замерла. По ночному небу в золотой колеснице плыл Ра. Именно плыл, а не плыла. Потому что это был сияющий холодный Бог. Клеопатра замотала головой, пытаясь прогнать наваждение, повалилась на колени, и ее настиг слепящий свет, исходящий со звездного неба.

На глаза царице попались гигантские солнечные часы, которые сейчас отбрасывали множество теней на весь циферблат.

— Кто-нибудь! — резко крикнула Клеопатра. — Пусть придет кто-нибудь!

Эфиопские девушки, уставшие после долгого жаркого дня, спали на траве парка и не слышали ее призывов.

Свет стремительно нарастал. Царице пришлось уткнуться лицом в пол и закрыть руками глаза.

В таком положении, дрожащую от ужаса, утром ее нашли евнухи. Клеопатру положили на ложе и послали за лекарем.

Наследница великих фараонов боялась взглянуть на небо. Антоний не мог поверить, что одна ночь сломила его любовницу, превратив гордую египетскую львицу в дрожащее беспомощное существо. Никто не понимал, что она говорила.

Утром следующего дня Клеопатра выглядела очень спокойной. И распорядилась держать в ее покоях змею в корзине. На всякий случай.

***

Юпитер сидел, накрыв голову крыльями, когда время начало изменяться.

— Ра умерла, — сокрушенно подумал старый феникс и в ужасе оглянулся вокруг.

Стены огромного ритуального храма рассеивались песком времени. Трофейные обломки космических кораблей с шумом перекатывались из угла в угол, теряя обгорелые детали. Завыли компрессоры воздушного поддува, отказала система жизнеобеспечения. Цивилизация Юпитера исчезала, растворяясь в Великом ничто.

— Ра, я не хочу! — с надрывом крикнул повелитель желтой планеты. — Оставь… Не забирай меня с собой… Я не готов… — голос сорвался на хриплый шепот.

Вихрь песков времени окружил старого феникса и потащил его по полу тронного зала, разрывавшегося от трещин.

— Я не могу так умереть… Я не готов раствориться во Вселенной… Я должен сгореть… Для нашего рода нет смерти в огне… — бормотал Юпитер. — Я буду бороться с тобой, Ра! Ты снова меня победила! На этот раз навсегда! — в отчаянии крикнул он.

Повелитель желтой планеты попытался зажечь огонь, но система жизнеобеспечения уже не работала, и кислород для горения стремительно уходил в вакуум вместе с металлическими деталями космических кораблей через растущую дыру рассыпающегося купола.

Время продолжало сжиматься и через несколько секунд на Юпитере не осталось следов цивилизации. Но в память о ней Великое ничто оставило на орбите желтой планеты-гиганта кольца из металлической пыли и кислорода.

Феникс уже не мог видеть ослепительный свет, летящий с огромной скоростью из центра Вселенной. Его старое немощное тело медленно вращалось по орбите Юпитера.

***

Алголь был молод всегда. Сколько себя помнил, то есть от начала Вселенной, он жил на Алкеде. Черный феникс вел летопись мыслей и сейчас привычно сидел на берегу высохшего океана и перелистывал Экклезиаст. Сияющий серп двойной звезды стремительно нарастал. По поверхности планеты поползли струйки пара от раскаленных камней. Глаза птицы привычно заболели.

Внезапно он почувствовал признаки приближающегося катаклизма и поднял глаза к звездному небу. Планета поющих цветов сошла с орбиты и стремительно неслась на Мирфаг. По наитию Алголь понял, что той Ра, которую он помнил последние пятьдесят тысяч лет, больше нет, и грустно улыбнулся. Созвездие Персея сотрясало волнами сжимающегося времени. Звездные системы сближались, но не сталкивались, а проходили сквозь друг друга в параллельном времени. Свет звезд разливался всеми цветами радуги. Вселенная содрогнулась. Через секунду Мирфаг поглотил маленький Амон и вспыхнул сверхновой. Его сияние понеслось через миллиарды лет из центра галактик во все уголки Млечного пути.

— Пусть моя планета станет живой, — загадал Алголь и огляделся вокруг. Горячий ветер все так же перекатывал песчинки на дне высохшего океана. Скалистый берег был покрыт бликами.

— Что нового может случиться в этом заброшенном мире? — с тоской подумал черный феникс и привычно перевел глаза на страницы книги.

Мысли в Экклезиасте стремительно изменялись. Алголь внимательно читал новые записи:

«Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру»

Неожиданно его отвлек странный писк, напомнивший скрипку, которую так любила Ра, только расстроенную.

Алголь встал и обернулся. В ослепительном свете звезды, насквозь проходящей Алкеду, в пепле времен шевелился белый птенец. Взрослый феникс подошел и укрыл слабое создание от лучей своими крыльями.

«Белый, — удивленно подумал летописец мыслей, — таких еще не рождалось. Я назову тебя Парадокс»

— И-и-сус, — снова пискнул птенец, но Алголь его не слушал, а смотрел, как замедляется круговорот звездных систем в центре Вселенной.

Решение Парадокса

Алголь спустился в библиотеку. С тех пор, как Ра полетела на солнце, прошло много лет, и было написано много книг. Вечные не считают тысячи лет за временной отрезок. Всякий раз, когда история начинается сначала, Алголь берет свою Книгу Времен и находит там новые слова, новые изречения. А свитки, в которых пишут сами фениксы, он относит в библиотеку.

Глубоко под поверхностью Алкеды воздух был одновременно сухой — все равно сказывался недостаток воды — и холодный. В горло попали частички песка.

«Все-таки, мы поступили мудро, разместив тебя на Алкеде… — мысленно сказал Алголю молодой, народившийся две тысячи лет назад Ра. — Лучшего места для хранения свитков не найти!»

Они по-прежнему дружили с Ра: Алголь считал, что очень выгодно дружить с фениксом времени.

«Твой папирус давно бы рассыпался в прах от