– Прошу прощения… – окликнула Агнесса.

Эффект был подобен удару молнии. Паренек обернулся, одна его нога заплелась вокруг другой, и он с грохотом рухнул на свою метлу.

Испуганно прижав ладошку ко рту, Агнесса поспешно наклонилась к пострадавшему.

– О, прости, я не хотела!…

Ладонь паренька была холодной и очень липкой – подержав такую руку, потом мечтаешь как можно быстрее подержать кусок мыла. Паренек быстро отдернул пальцы, откинул со лба сальные волосы и улыбнулся Агнесс испуганной улыбкой. Его лицо было из тех, что нянюшка Ягг называла «недоделанными», – бледное и с какими-то неопределенными чертами.

– Никаких проблем, госпожа!

– Ты в порядке?

Он неловко поднялся, но метла умудрилась запутаться у него между коленей, и он резко сел обратно на ступеньки.

– Э-э… может, я помогу? – услужливо предложила Агнесса.

Она выдернула метлу из завязавшихся узлом конечностей. После пары фальстартов паренек сумел-таки подняться.

– Ты работаешь в Опере? – спросила Агнесса.

– Да госпожа!

– В таком случае не подскажешь ли, где тут у вас проходят прослушивания?

Паренек с диким видом заозирался по сторонам.

– Конечно! – воскликнул он. – Вход на сцену! Сейчас покажу!

Слова выскакивали из него с невероятной скоростью, как будто ему пришлось выстроить их в очередь и выдать одним залпом, пока они не разбрелись кто куда.

Выхватив метлу из рук Агнессы, паренек сбежал вниз по ступенькам, направляясь к углу здания. Походка у него тоже была исключительной, прямо-таки уникальной: словно бы его тело тащила вперед неведомая сила, а ноги болтались где-то позади, отчаянно поспешая следом и ступая куда придется. Это была не столько ходьба, сколько отложенное на неопределенное время падение.

Тем не менее паренек успешно доставил Агнессу к незаметной дверце в боковой стене здания.

Сразу за дверцей обнаружилось нечто вроде небольшой будки со стойкой, расположенной так, что находящийся внутри будки человек мог наблюдать за дверью. Существо за стойкой, скорее всего, относилось к роду человеческому, потому что моржи ливрей не носят. Странный паренек моментально скрылся в сумрачных глубинах Оперы.

Агнесса в отчаянии огляделась.

– Да, госпожа? – произнес человек-морж.

Усы у него были и впрямь впечатляющие. Казалось, они высосали из организма своего владельца всю способность к росту.

– Э-э… Я пришла… на прослушивание, – ответила Агнесса. – Прочла объявление – там говорилось, вы проводите прослушивания…

Она улыбнулась слабой, беспомощной улыбкой. На лице привратника было большими буквами написано, что таких вот улыбок он повидал больше, чем Агнесса съела за всю свою жизнь горячих обедов. Он равнодушно вытащил большой блокнот и огрызок карандаша.

– Записываются на прослушивание тут, – сообщил человек-морж.

– А кто был этот… паренек, что привел меня сюда?

Усы шевельнулись – очевидно, приведенные в движение скрытой под ними улыбкой.

– Уолтер Плюм. Его тут все знают.

На более подробный ответ рассчитывать не приходилось.

Агнесса вцепилась в карандаш.

Самый важный вопрос: как назваться? Ее имя обладает массой достоинств, и лишь одного качества ему явно недостает: сладкозвучности. Оно горчит на нёбе и пересыпается песком на зубах, но сладости, произнося его, не ощущаешь.

Как назло, в голову не приходило ни одного имени, обладающего достаточным ротационным потенциалом.

Может, сказаться Катериной?

Или… Пердитой. Да, можно еще разок попробовать Пердиту. Однажды она уже использовала это имя – в Лайкре, но тогда как-то не сложилось… Такое таинственное имя наводит на мысль о сумраке, интриге и, кстати, о ком-то очень стройном. Она даже добавила себе инициал – «Икс».

«X» – сколько интересных, будоражащих воображение подсмыслов кроется в этой букве!

Бесполезно. Жители Ланкра наотрез отказывались будоражиться – они стали называть ее Агнессой, которая почему-то подписывается Пердитихой.

А уж самой заветной своей мечтой Агнесса не осмеливалась поделиться ни с одним человеком. И мечта эта заключалась в том, чтобы ее полное имя звучало как Пердита XXX. Так будет совершенно загадочно… и волнующе. Впрочем, обычным людям и с одним-то «иксом» не справиться. «Совсем обиксела, – скажут они. – У самой две полки битком набиты мягкими игрушками, а она тут имена себе выбирает!»

А здесь… здесь можно начать с чистого листа. Она ведь талантливая. У нее и правда талант.

Хотя Три Икса, наверное, и тут не пройдут.

Придется как-то уживаться с Нитт.

Нянюшка Ягг обычно ложилась рано. В конце концов, она ведь уже немолода. Поэтому иной раз отправлялась спать еще до рассвета, часиков этак в пять.

Она шагала по лесу. Дыхание вырывалось в воздух облачками пара. Под башмаками хрустели сухие осенние листья. Ветер затих, небо очистилось и словно бы расширилось, готовясь к первым осенним заморозкам. Когда представляешь, что первый морозец сотворит с оставшимися цветами и плодами, начинаешь понимать, почему Природу кличут матерью…

Третья ведьма.

Три ведьмы могут… вроде как поделить ношу.

Дева, мать и… старая карга. Полный набор.

Проблема заключалась в том, что матушка Ветровоск объединяла в себе все три ипостаси. Насколько знала нянюшка, матушку вполне можно было причислить к девам. Вместе с тем она вписывалась и в третью категорию – по крайней мере по возрастному цензу. Ну а что касается оставшегося второго пункта… Попадись матушке Ветровоск под горячую руку – и на собственной шкуре испытаешь, каково приходится осеннему цветочку, когда суровая Природа, мать, напускает на него первые ноябрьские заморозки.

Однако кандидатка на свободную вакансию объявится непременно. В Ланкре есть парочка девиц, достигших подходящего возраста.

Беда в том, что юношам Ланкра тоже известно об их существовании. Летом нянюшка регулярно прогуливалась по полям. Глаз у нее был зоркий (хотя она умела не видеть того, что не надо было видеть), а слух настолько острый, что стены не были ему помехой. Фиолетта Пеннидж гуляла с молодым Хитрюгой Возчиком – правда, гуляли они, как правило, недолго, слишком уж быстро уставали и всё норовили прилечь. Бонни Кварней весь май собирала орехи с Вильямом Простаком, и, если бы не ее предусмотрительность и своевременная подсказка нянюшки, собирать бы Бонни в феврале еще один урожай. И уже довольно скоро мать Милдред Жестяннингс поговорит с отцом Милдред Жестяннингс, а тот, в свою очередь, поговорит со своим другом Прутоплетсом, а тот – со своим сыном Хобом, после чего случится свадьба, все будет прилично и цивилизованно, пара-другая фингалов не в счет[1]. «Да уж, – подумала нянюшка с мечтательной улыбкой, – что ни говори, а жаркое ланкрское лето такая штука… И невинность только способствует потере этой самой невинности».