— Бывает. И весьма часто. Отправляю вам что-то, ведь архивы до сих пор разбираются, а реакции никакой. Как в братскую могилу. Когда нашел эти листочки, то позвонил шефу вашему, предупредил, что посылаю. Он ответил — давай, присылай, найду, говорит, тут сыщика, пока неиспорченного, пусть умом пошевелит, а то мои выдающиеся мастера сыска заняты более важными делами. Для них, говорит, твои открытия, что семечки, только они их нераскусанными выплевывают и докладывают, что там ничего нет, это фантазии старого Линде.

— Вы меня хотите заставить краснеть, — засветился Конрад.

— Если можешь — красней, это значит совесть у тебя точно на месте, — улыбнулся Линде. — Только шеф ваш в людях разбирается, и раз доверил вам это дело, то я помогу, доверил бы другому — помог бы и ему. Итак, с чего начнем?

— Нам неизвестно, кто снабжал политохранку всей этой информацией, — сказал Конрад, — но можем ли мы определить офицера, который составлял эти справки?

— Маловероятно. Справки анонимные, подписей нет. И потом, он мог лишь диктовать, а печатал кто-то другой, — возразил Линде.

— Вряд ли. Ведь информация важная, вон как ее камуфлировали. События в разных концах Латвии, а машинка одна. Следовательно, и человек один, тот, кто печатал. Может, поищем документы, исполненные на этой машинке? Найдем с подписью, — предложил Конрад.

— А если не найдем? А вы сравнивать шрифты умеете? — спросил старик.

— Я? Не очень, — честно признался Конрад. — Но у нас есть специалисты. Давайте отберем похожие, а в следующий раз я позову эксперта.

— Вы думаете это просто? Отберем, отберем… Вы знаете, что я думаю?

— Что?

— Вы неправы, что это важная информация. Это рядовая информация. А вот то, что ее камуфлировали, — это да. Значит…

— Значит, человек этот, в смысле гад этот, был очень уж ценным, — досказал Конрад.

— Не то, не то, — морщил лоб Линде, — если он ценен, следовательно…

— Он снабжал их чем-то сверхважным, чего в архиве нет, — воскликнул Конрад и добавил. — В письменном виде это даже не отражалось.

— Не спешите, не спешите. Чуть медленнее. В архиве есть много чего, но нельзя же все наши сенсации пристегивать к вашему иксу. А вообще вы правы. Хвалю. Надо искать похожий шрифт, сотрудника. Возможно, ваша гипотеза и не лишена смысла. Как ваше имя?

— Франц. Это так важно?

— Да нет, просто раз сотрудничать будем, то и познакомиться не мешает. Меня зовут Альберт Карлович, — ответил Линде. — Так какие высоты вы думаете сейчас брать, Франц?

— Я думаю, пока вы будете искать бумаги с шрифтом этой машинки и с подписью, я поговорю со всеми живыми, кто упомянут в ваших листиках.

— Имейте в виду, что там могут быть и призраки.

— Умершие?

— Нет, нет. Охранка имела обыкновение упоминать в таких бумажках лиц, не бывших при событии. Это сбивает со следа.

— Хорошо, скажем, упомянуто всего там двадцать семь человек при пяти эпизодах. Если пять из них, как вы, Альберт Карлович, говорите, тени, призраки, то остальные…

— Только не увлекайтесь арифметикой. Поверьте мне…

— Господи, да я только и делаю, что впитываю в себя советы бывалого, как теперь говорят.

На этом тогда и расстались. Прошло три недели. И вот сегодняшний разговор. Что же… одну высоту взяли. Круг постепенно сужался. И вот этот Зарс. Он? Поди докажи. Докажи, докажи…

— Ладно, Зарс, дайте пропуск, отмечу, придете через два дня.

— Во сколько?

— В одиннадцать…

Одиннадцать и было тогда арестовано. Одиннадцать из двенадцати. Семь были для путаницы выдуманы и приплюсованы. Да? Ошибиться нельзя. Если же в этой семерке кто-то… Да нет, они отпали. Но из семи трое потом на фронте погибли. Их нет. Среди них? Не надо арифметики?

Зазвонил телефон.

— Да, Конрад слушает. Да, узнал… Конечно знаю, ее фамилия Ласе… Что? Господи… Вот это да, Альберт Карлович! Это нокаут. Кому? Ему. Я завтра у вас буду, да, с утра, в десять.

Конрад пошел к Федору, но кабинет был закрыт.

«Ладно, поделимся новостью завтра. Путь теперь Федя скажет «что это нам дает», — подумал Конрад и, оставив записку под дверью кабинета начальника, что завтра явится на службу к одиннадцати, оживленный в предвкушении, как ему казалось, успеха, побежал домой.

И вот опять вечер. Конрад сидел в приемной шефа, в самом отдаленном ее уголке, держа на коленях папку с бумагами. Его визиту предшествовали оживленные переговоры Феди с несколькими ответственными товарищами рангом выше Феди, но пониже шефа. Сосед Конрада по кабинету — Казимир, которого все, кроме Франца, называли ласково Казик, изобразил в лицах сцены мотания Феди по кабинетам начальства с целью заинтересовать их важность содержимого папки и прорыва с нею к шефу для поднятия своих пошатнувшихся акций. По версии Казика, начальство недовольно хмыкало, ибо дело было сырым, путаным, никто его толком не знал, однако было ясно, что не исключены встречи с очень ответственными в республике людьми, поэтому встревать в него Феде не позволили, а было сказано Конраду явиться для доклада шефу к шести часам. Казик с его опытом определил, что, во-первых, на первоначальных архивных документах была резолюция шефа «Доложить» с известной всем почти разборчивой подписью, означавшей, что он разбирался с содержанием внимательно (в иных случаях он ставил просто загогулину, свидетельствующую об ознакомлении со сто первой, рядовой задень бумагой). Во-вторых, Феде пояснили, — что, дескать, пошли этого молодого в качестве проявителя ситуации, а потом посмотрим. В-третьих, шефу нравится встречаться с начинающими сотрудниками, Конрад попадет к нему в качестве новенького, он не тупица, и шеф может благодушно отнестись к Феде за его воспитательную работу по выращиванию ранних талантов, и тем самым Федины акции вновь подскочат на два пункта. Так раскладывал ситуацию по полочкам Казик, который знал если не все, то почти все.

Так или иначе, но Конрад очутился в приемной, что означало согласие шефа с данными ему предложениями. Франц сидел и смотрел на происходящее перед глазами с интересом, ибо был здесь всего второй раз. Первый — не считался: его тогда быстро провел через приемную кадровик и представил шефу как принятого на работу. Последний говорил с ним коротко, поинтересовался, кем бы Конрад хотел работать, и на ответ, что следователем, поморщился и произнес: «Туда вы всегда успеете. Будете работать в таком-то оперативном отделе».

Своих мыслей он не расшифровал! Казик при знакомстве прокомментировал это безапелляционно: «Шеф при назначениях не ошибается. Он в прошлом следователь». О решении шефа Конрад не жалел, работа была интересной, и вскоре он убедился, что из хорошего оперативника следователь получается, однако случаев обратного порядка пока что ему видеть не приходилось.

Приемная была полна, время аудиенции затягивалось, ибо шеф всегда изучал или просматривал первичные материалы, не надеясь на свое восприятие на слух, как он объяснял при этом, а также на обобщенные справки, в которых иногда в следствие неповторимого стиля их составителей исчезали не вписывающиеся в них моменты.