Тот факт, что Рита от первого катастрофического брака имела двух детей, совершенно меня не отталкивал. Более того, скоро выяснилось: детки нуждаются в чутком руководстве нового папы, чтобы держать в узде своих собственных, пока еще не оперившихся, Темных Пассажиров. Их Темные Пассажиры должны тихо сидеть на заднем сиденье до тех пор, пока детки сами не научатся водить машину. Дело в том, что в результате эмоциональных и физических увечий, полученных от биологического папы-наркомана, Коди и Эстор удалились, подобно мне, на Темную Сторону жизни. И вот теперь они должны стать моими детьми — юридическими и духовными. Это вынуждало меня думать, что в жизни все же существует какая-то высшая путеводная сила.

Таким образом, имелось несколько достойных причин, в силу которых Декстер должен продолжать двигаться в избранном направлении. Но при чем здесь Париж?.. Я никогда не мог понять, как возникло представление о романтичности этого места. Кто, кроме самих французов и Лоуренса Велка[4], считает аккордеон сексуальным? И разве теперь не стало ясно, что французы нас терпеть не могут? Кроме того, они настаивают на том, чтобы все вокруг говорили по-французски.

Не исключено, что Риту зомбировал какой-то старый фильм с разбитной блондинкой и темноволосым, романтического вида юношей. Молодые люди носятся друг за другом вокруг Эйфелевой башни под звуки модернистской музыки и глумятся над милейшим, несколько старомодным типом вберете. Тип в берете смолит вонючими французскими сигаретами «Галуаз». Впрочем, нельзя исключать и того, что, прослушав однажды пластинку Жака Бреля[5], Рита решила, что его песни созвучны мелодии ее души. Кто знает? Как бы то ни было, но идея увидеть столицу утонченного романтизма так прочно приварилась к мозгам моей невесты, что удалить ее без сложнейшей хирургической операции не представляется возможным.

Итак, помимо бесконечных дебатов о том, что лучше: рыба или курица, и горячих дискуссий о преимуществе вина над иными напитками, в будущей семье возникла тема Парижа. Оказывается, мы без труда могли позволить себе недельную поездку и у нас хватило бы времени не только взглянуть на сад Тюильри и Лувр, но и посмотреть Мольера в «Комеди Франсез». Мне оставалось лишь аплодировать столь тщательной исследовательской работе. Что касается меня, то мой интерес к Парижу угас давным-давно, с той поры как я узнал, что он находится во Франции. Мне повезло, поскольку в комнате незаметно появились Коди и Эстор, и их присутствие избавило меня от необходимости изыскивать деликатный способ выражения своих мыслей. Надо сказать, что они никогда не врывались в комнату, размахивая револьверами, как на их месте поступают большинство детей в возрасте семи и десяти лет. Как уже было сказано, детишки были слегка повреждены своим дорогим биологическим папашей, и поэтому заметить, когда они появлялись и исчезали, было невозможно. Создавалось впечатление, что они проникают в помещение при помощи осмоса[6]. Только что их не было видно, а в следующий миг они уже стоят рядом с вами и ждут, когда их заметят.

— Мы хотим играть, — заявила Эстор, постоянно выступавшая от лица парочки.

Что касается Коди, то он за день никогда не произносил более четырех слов подряд. Глупым он не был. Вовсе нет. Просто мальчишка большую часть времени предпочитал молчать. В данный момент он поднял на меня глаза и кивнул.

— О… — протянула Рита, прерывая свои рассуждения о стране Руссо, Кандида и Джерри Льюиса. — В таком случае почему бы вам не…

— Мы хотим играть с Декстером, — добавила Эстор, и Коди кивнул, на сей раз очень энергично.

— Нам, конечно, стоило бы поговорить об этом раньше, — сдвинув брови, сказала Рита, — но не кажется ли тебе, что Коди и Эстор… не следует ли им обращаться к тебе более вежливо, чем просто «Декстер»? Боюсь, что это не совсем…

— А как тебе нравится обращение «мон папа»? Или «месье Граф»?

— А как насчет того, что мне это не нравится? — пробормотала Эстор.

— Я просто подумала… — начала Рита.

— Декстер — нормально, — прервал ее я. — Они к этому привыкли.

— В таком обращении не чувствуется уважения, — не отступала Рита.

— Покажи маме, что ты можешь произнести слово «Декстер» с должным уважением, — сказал я, глядя на Эстор сверху вниз.

— Ну пожааалста, — протянула Эстор, закатив глаза.

— Теперь ты видишь? — улыбнулся я Рите. — Ей десять лет, и она пока не способна выговорить что-нибудь с уважением.

— Да, но…

— Ладно, ладно, — снова прервал я свою невесту. — С детьми все в полном порядке. Что же касается Парижа…

— Давай пойдем отсюда, — произнес Коди, и я посмотрел на него с изумлением. Пять связных слогов в его устах были настоящей речью.

— Ну хорошо, — сдалась Рита. — Если ты действительно думаешь…

— Я почти никогда не думаю, — сказал я. — Это мешает мыслительному процессу.

— В твоих словах нет смысла, — вмешалась Эстор.

— Они и не должны иметь смысла, поскольку являются истиной.

— Играть, — сказал, тряся головой, Коди, и я, вместо того чтобы еще раз подивиться его ораторскому искусству, молча отправился следом за ним во двор.

Несмотря на все грандиозные перспективы, которые Рисовала Рита, жизнь вовсе не казалась молоком и медом. Надо было заниматься и серьезной работой. Поскольку Декстера никто не посмеет обвинить в сознательном отношении к труду, делать эту работу приходится мне. Последние две недели я наносил заключительные краски на совершенно новое полотно. Вдохновлял меня на это молодой человек, который унаследовал кучу денег и тратил их на ужасающие смертельные эскапады, вынуждавшие меня пожалеть, что я не так богат, как он. Его звали Александр Маколи, хотя сам он присвоил себе прозвище Зандер, что, по правде говоря, казалось мне дурным вкусом, поскольку напоминало о дорогой частной школе. Впрочем, нельзя исключать, что именно в этом и состояло предназначение клички. Зандер был упертым, существовавшим на ренту хиппи, никогда нигде не работавшим и целиком посвятившим себя легкомысленному развлечению, которое могло бы заставить мое сердце биться учащенно, если бы парень проявлял больше вкуса в выборе своих жертв.

Богатство семейству Маколи подарили многочисленные стада скота, бескрайние апельсиновые плантации и свалка фосфатов в озере Окичоби. Зандер часто появлялся в бедных кварталах города, чтобы осчастливить своим величием неимущих. А наиболее достойных, тех, кого мистер Маколи хотел особенно облагодетельствовать, он приглашал на свое ранчо, где давал им хорошую работу. Об этом я узнал из вышибающих слезу восхищенных газетных статей.