– Но ты же забыл про нас? – настаивала Ольга. – Ты был занят своим делом, бегал там внизу со своим пулеметом… Ты как футболист нашей сборной, которому плевать на команду, он бегает по полю, никому не пасует и озабочен лишь тем, чтобы самому отличиться и чтобы все видели, какой он крутой. И чего уставился? Снова скажешь, что Бог на женщине отдыхал?

Я давно уже понял, что понятие «с милым рай в шалаше» – полная фигня. Никакая гибель мира не переделает женщину. Но сегодня ссориться мне не хотелось.

– Ну, вы поговорите, – ехидно проворчал Кузьма и побрел на свою «голубятню», вычесывая вшей из шевелюры.

– Ногти не забудь постричь, – бросила ему в спину Ольга, – ты обещал. А то скоро в лемура превратишься.

– Ага, щас, – Кузьма даже не удосужился обернуться.

– Ладно, замнем… – Ольга расслабилась, соорудила жалобное личико и зарылась носом в мою «суровую» куртку из неразрываемой дерюги. Я тоже ее обнял, накрыл нас обоих своим капюшоном. Несколько минут мы стояли на промозглом июльском ветру, набираясь спокойствия. Другая женщина мне не требовалась. Временами она бесила, выводила из себя своими колючими язвами, претензиями и придирками, но это было нормальное явление. Надеюсь, я ей тоже был небезразличен. Не зря же она заявила девять месяцев назад: всё, мол, шабаш, я нашла человека, которого буду бесить весь остаток своей жизни…

– Мы что-то делали? – прошептала Ольга, поднимая на меня печальные глаза. – Ну, пока не приплыли… эти. Уже не помню…

– Что-то делали, – согласился я. – Ты встала не с той ноги, у тебя было паршивое настроение, ты ворчала, что отдала мне лучшие девять месяцев своей жизни, а я это не ценю, и даже кровать у нас хромая…

– Да, – вспомнила она, – я хотела разобраться с тобой раз и навсегда – ты действительно разозлил меня своим наплевательским отношением ко мне. Но эти пираты все испортили, уже не хочу…

– Как я тебе сочувствую…

Я обнял ее покрепче. Потом отстранился и стал обозревать окрестности. Мы стояли на самой высокой точке нашего острова. Распахнулась панорама пресноводного моря. Беспорядочно наваленные глыбы, небольшой глиняно-земляной участок на южной стороне, где раньше произрастала чахлая растительность, а сейчас все было вырублено, вскопано, и возвышались две примитивные теплицы. Со всех сторон – бездонная колышущаяся масса. Мутные волны облизывали камни, отступали, снова набрасывались. Горизонт был чист. Небо, как обычно, затянула серая муть – облака вперемешку с пеплом. Но сегодня эта муть парила высоко, запах гари почти не чувствовался.

– Лешенька, а что это было? – жалобно про тянула Ольга. – Мне как-то неуютно… Мысль гоню и не могу прогнать. Они ведь не просто так приплыли, им что-то было нужно? Что им тут намазано? Мы не богачи, на нас не разживешься…

Я тоже терялся в догадках. Три посещения за последнюю неделю. То месяцами – никого, то тянутся, как в Мекку. Шесть дней назад в зоне видимости обозначилась некая самоходная бандура. Она подошла и встала в паре кабельтовых от берега. Самодельный барк, сколоченный из обломков древотары и по внешним обводам отдаленно напоминающий катамаран. Команда на рожон не лезла, давая понять, что неплохо воспитана. Мы стояли на горе, все четверо, и случись провокация, успели бы разбежаться. Они прекрасно видели, что мы вооружены и не горим желанием принимать гостей. В гости в наше время с добрым сердцем не ходят. На борту у них имелись пулеметы и что-то вроде мортиры. Но последняя была зачехлена, а пулеметы смотрели в другую сторону, и расчеты к ним не подходили. Некто маленький, в драном плаще, поверх которого была наброшена жилетка-безрукавка (видно, мода теперь такая), разглядывал остров в бинокль. Затем отдал приказ, и катамаран ушел в море. Не прошло и трех дней, как объявилось новое чудо техники – ржавый катер, украшенный парусной мачтой и диковатыми подобиями крыльев из брезента и сварных рам. Наличие парусной мачты объяснялось легко – зачем изводить горючее, если есть ветер? Наличие же крыльев объяснялось лишь клинической долбанутостью членов экипажа. На борту толпились люди не самой приятной наружности, но и они агрессии не проявляли. Впрочем, подошли они ближе, чем предыдущие – на дистанцию кабельтова. Пришлось спуститься к берегу и занять позицию. Вид укрепленной в треножнике пращи, способной метать гранаты Ф-1 на дальние расстояния, парням не понравился. Посовещавшись, они ушли. Мы вздохнули с облегчением, и, видимо, зря. Третья «ласточка» не только сократила дистанцию до критической, но и хорошенько нас взбодрила…

– Все в порядке, – успокоил я. – Враг не пройдет. А если пройдет, то все равно победа будет за нами.

Весь последующий день мы занимались повседневными делами, не забывая поглядывать на море и гнать дурные мысли. Привязав себя к скале страховочным тросом, я подтаскивал багром остатки неприятельской посудины, выволакивал на берег и здесь же разделывал на дрова. В хозяйстве не было ничего лишнего. Вода под ногами бурлила, сновали косяками голодные твари и поедали меня глазами. Эволюция в мире происходила странным образом. Угри и судаки мутировали быстро, превращаясь в жутковатых монстров, одержимых лишь идеей добыть пропитание. Себе подобных они не ели, нападали на беззащитных и местных «вегетарианцев». Иногда они выпрыгивали из воды, щелкали зубами, но дотянуться не могли – за долгие месяцы мы обзавелись соответствующими навыками, как выжить в непростом мире. На всякий случай на соседнем камне пристроилась Ольга с автоматом и внимательно следила, чтобы резвая тварь не прыгнула дальше положенного. При этом она ворчала, что я медленно работаю, у нее масса неотложных дел, и ей совершенно не в жилу охранять покой «этого ленивца». Временами нас охватывало беспокойство, мы шутили, но уже с опаской: если эти умные и прожорливые твари так быстро мутируют, что мешает им однажды обзавестись легкими, лапами вместо плавников, приползти в наш дом и осуществить свою заветную мечту?

Кузьма на соседней глыбе занимался добычей хлеба насущного. Рыба под ним вилась косяками. Ворча под нос, что это «не судаки, а мудаки какие-то», Кузьма натягивал пращу, выстреливал камнем вниз. При удачном попадании всплывала оглушенная рыба. За крупными экземплярами он не гнался – опасно и тяжело. Как только добыча показывала брюхо, он хватался за острогу и бил до тех пор, пока рыба не подыхала. Затем подтаскивал к себе примитивный сачок из арсенала «рыболова-любителя», захватывал им рыбу и выбрасывал на берег. Рыбалка сопровождалась умеренным риском. Не всегда пойманная рыба оказывалась мертвой. Не всегда ее товарки с одобрением смотрели на происходящее. Выныривали из воды, хватались за сетку, норовили уволочь на дно вместе с пацаном. Приходилось привязывать к скале и то и другое. Кузьма наловчился. Но так было не всегда. До сих пор мы с ужасом вспоминали его первую рыбалку в сентябре месяце. Он свалился со скалы в самый неподходящий момент – когда нас с Ольгой рядом не было! Мы примчались на истошные вопли. Кузьма, который в жизни никогда не плавал, крича, как подорванный, улепетывал от свирепой гадины, которая едва не хватала его за пятки. Уму непостижимо, как он доплыл, выкатился на берег, а потом еще сутки не мог прийти в себя, в итоге подхватив простуду. Пережив потрясение, мы подтрунивали над ним: дескать, молодец, научился плавать за одно занятие. «Амфибия ты наша», – ласково шутила Ольга. «Полуамфибия, – поправлял я. – Еще не плавает, но уже не тонет».