Огюст останавливается перед скульптурами, античными или современными, уделяя особое внимание работам крупнейших скульпторов Франции XVIII века — Бушардона, Гудона и Клодиона. Иногда он доходит до зала эстампов Императорской библиотеки, где погружается в изучение альбомов гравюр (по крайней мере, тех, которые разрешают листать бедно одетому юноше). Затем широким шагом Огюст пересекает весь Париж, направляясь к Королевской мануфактуре гобеленов, где проходят сеансы этюдов с живой натуры. Каждый вечер там собирается 60 учеников.

Такой напряженный ритм занятий, утомительные прогулки по городу — он не может позволить себе ехать на омнибусе — вовсе не гасят его рвения. А по ночам при свете лампы, несмотря на упреки матери, он долго рисует по памяти — это упражнение рекомендовали преподаватели Малой школы.

Кто же был его мэтром? Огюсту повезло — у него был выдающийся преподаватель Лекок де Буабодран, спустя десять лет ставший директором школы. Именно он разглядел в Родене талант и помог ему раскрыться. И Роден пронес через всю жизнь глубокую признательность этому человеку. Когда в 1913 году переиздавали книгу Лекока «Воспитание живописной памяти», Роден по просьбе издателя подготовил предисловие, в котором объяснил, насколько он обязан Лекоку — с молодости и навсегда:

«Несмотря на оригинальность своего преподавания, он бережно хранил традиции, а его мастерская была, можно сказать, мастерской XVIII века. В то время и Легро, и я, и другие молодые люди не понимали, как я понимаю это сейчас, какой шанс нам подарила судьба, когда мы попали в руки этого профессора. Львиная доля того, чему он научил меня, остается со мной до сих пор».

Малая школа имела отличную репутацию. В ней были выдающиеся преподаватели, предпочитавшие собственные методы академическому обучению. Жан Батист Карпо, вернувшийся из Италии, получил пост помощника профессора. Так он стал преподавателем в классе, который посещал Роден, и правил этюды учеников. Позже Роден очень сожалел о том, что не смог сразу оценить методы молодого профессора и не воспользовался его советами в полной мере.

Художники поколения Родена формировались в основном в Малой школе. Один из них — Жюль Далу. Сначала они дружили, но позже Далу стал завидовать Родену и их дружба прекратилась. Другой — Альфонс Легро — преданный, верный друг, который впоследствии создаст портрет Родена в возрасте сорока двух лет. Одновременно с Роденом в Малой школе учились также Леон Лермит, Шарль Казен, Анри Фантен-Латур.

Завершив обучение в Малой школе, Огюст решил продолжить учебу. Он считал, что настало время овладеть главными законами композиции в Школе изящных искусств.

Отец был обеспокоен. Он-то надеялся, что школа рисования даст сыну профессию, а теперь, после трех лет обучения, Огюст намеревался преодолеть еще более долгий и трудный путь, в конце которого брезжила неопределенность в карьере.

Отцам часто свойственно недооценивать способности своих детей. Жан Батист Роден твердо стоял на земле. Мечтам сына он предпочитал практичность дочери.

Но Мари с присущей ей мягкостью и способностью убеждать снова вмешалась. Разве Огюст не работает, не жалея сил, страстно увлеченный своим делом и, по всей очевидности, не лишенный таланта? Многие скульпторы преуспели в жизни. Конечно, трудно претендовать на славу Ипполита Мендрона, имеющего огромное количество заказов и триумфальный успех в выставочных салонах; однако ничто не мешает надеяться, что и Огюст, твердо верящий в свое призвание, сможет сделать успешную карьеру и добьется признания.

Мать поддержала Мари. Отец начал склоняться к тому, чтобы согласиться. Тем не менее он не хотел принимать окончательного решения, от которого зависит будущее сына, пока не узнает мнение авторитетов.

Он обратился за советом к брату Александру. Мари, в свою очередь, тоже предприняла кое-какие шаги. В конце концов благодаря их усилиям Огюст получил возможность быть представленным признанному мэтру скульптуры — Мендрону.

Огюст отобрал свои лучшие рисунки и гипсовые слепки и сложил их в ручную тележку, которую можно было взять напрокат в любом уголке Парижа. Он доставил свой груз к дверям мэтра. Слуга провел его в огромную мастерскую. 66-летний Мендрон был тогда в зените славы. Его работы украшали Пантеон и Люксембургский сад. Он отличался свободомыслием, был склонен к романтизму. Ему не понадобилось много времени, чтобы оценить работы Огюста: «У него талант. Да, талант, который следует развивать в Школе изящных искусств».

По дороге домой юный скульптор был готов пуститься в пляс от счастья.

Он считал, что его будущее определено. Похвалы учителей, отзывы товарищей, завидующих необычайной легкости его руки, вера в себя, подкрепленная оценкой Мендрона, позволили ему с энтузиазмом готовиться к поступлению в Школу изящных искусств. Полный сил и уверенности в себе, он представил свои работы на конкурс.

Что же произошло? К всеобщему удивлению, жюри отклонило его кандидатуру. Он начинает работать с еще большим усердием и делает вторую попытку. Новое поражение. Он пытается в третий раз и снова терпит фиаско.

Он не понимает причин отказа, но осознает, что двери Школы изящных искусств закрыты для него навсегда.

Музеи Родена на улице Варенн в Париже и Филадельфии сохранили рисунки, этюды обнаженных, относящиеся к тому периоду. Глядя на них, можно только удивляться тому, до какой степени могли ошибаться искушенные экзаменаторы. Их неспособность распознать талант свидетельствовала о том, что Институт деградировал, поскольку его роль как раз и состояла в том, чтобы распознавать таланты среди участвующих в конкурсе.

Теперь мы можем объяснить причины этого невероятного поражения Родена. Школа изящных искусств — хранительница академического духа. Между принципами, которые исповедовал Институт, и «натурализмом» Родена было глубокое противоречие. Профессора, считавшие, что владеют истиной в последней инстанции, не находили в его рисунках и этюдах царившей тогда приверженности догмам. Возможно, слишком наивно предполагать, что профессора, глядя на его работы, представленные на конкурс, разглядели в нем будущего знаменосца протеста против академизма в Институте, закосневшем и связанном догмами. Но, несомненно, они сразу же поняли, что Роден не был «своим», одним из них.

Насколько повлияли эти неудачи на Огюста, убежденного в том, что он не заслужил отказа? Как оказалось, его решительный настрой только усилился. Ни на мгновение у него не возникала мысль забросить всё. Но его творческий путь, несомненно, стал еще более тернистым. И он будет следовать по избранному пути с поразительным упорством, которое не покинет его никогда.

Но прежде всего Огюсту было нужно как-то зарабатывать на жизнь. Отец не имел ни желания, ни возможностей содержать сына.

В течение двадцати лет Родену придется браться за любую работу ради денег. 20 лет он испытывал материальную нужду, выполняя различные заказы, не приносящие ни славы, ни солидного заработка. Не имея постоянного места работы, получая повременную оплату, он менял хозяев, мастерские, вечно находясь на грани нищеты. Но сама работа доставляла ему радость. Он никогда не жаловался. Подсознательная вера в свое призвание постоянно вдохновляла его. Он не был ни амбициозным, ни завистливым. И даже в мечтах он едва ли мог вообразить свою будущую блистательную карьеру. Ни его темперамент, ни образование не рождали прекрасных снов о будущем, которые так часто посещают в юности. Но он верил в правильность своего выбора профессии. Даже добившись грандиозного успеха, Роден неоднократно повторял, что «никогда не нужно стремиться к эффекту, а нужно работать добросовестно, стараясь сделать работу хорошо».