Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты сто́ящая женщина, Маре, и была еще более сто́ящей девкой, — подал голос рулевой Берг, который до сих пор все время ел и закусывал молча. Отдав дань угощению, он счел возможным уделить внимание менее важным вещам.
— Говорят, спасенный подарил тебе фотографию. Он, будто, вернулся на континент, там разбогател и снялся у лакированного автомобиля.
— Показала бы! — загудели гости.
Маре отвернулась и сказала больше себе, чем тем, кто хотел полюбоваться на чужого моряка и лакированный автомобиль:
— Бог знает, куда я эту фотографию задевала. Столько лет прошло…
Ада взглянула на мать с упрямой решимостью и вдруг выпалила на одном дыхании:
— Она на дне сундука, под твоим свадебным платьем. Я еще вчера ее разглядывала.
Сказала, и вздохнула, будто тяжкую ношу свалила с плеч.
— Покажи, Маре!
— Не прячь!
Маре заколебалась было, но потом сходила в соседнюю комнату и вернулась с фотографией в руке. Провела ладонью по ее глянцевитой поверхности, будто смахивая невидимую пыль.
— Глядите! — голос ее надломился, Маре бросила фотографию на угол стола.
Гости по очереди разглядывали незнакомого юношу и, чем дальше переходил из рук в руки пожелтевший снимок, тем тише становилось за столом. У юноши были темные волнистые волосы и продолговатые глаза; не хватало только веснушек, в остальном же его и Аду можно было принять за брата и сестру, ведь тогда ему было примерно столько же. А портрет Теодора на стене вдруг словно посерел. Словно изображенный на нем прилизанный деревенщина не смел и взглянуть на шелковистые волосы Ады.
Вдруг Маре резко обернулась и взглянула на дочь, лицо ее было неподвижно, как маска. Ладно же, вот я, и вот мой позор, а может, и не позор это, а подвиг? Долг, который превыше всего. Да тебя, мой милый змееныш, и на свете бы не было, не выброси буря на берег незнакомого моряка, ведь тот, кого все считали твоим отцом, через два дня ушел в небытие.
Ада выдержала взгляд матери, она смотрела вызывающе, готовая укусить, выцарапать глаза всякому, кто осмелится сказать обидное слово. Однако гости, словно по волшебству, мгновенно обо всем забыли.
— Посидели, спасибо этому дому… — сказал пастор, у которого была самая ясная голова.
— Что верно, то верно, — поддержал его звонарь, — только без посошка на дорожку дело не пойдет.
Все выпили, и неловкость исчезла так же быстро, как и возникла. И жених преодолел смущение: в конце концов, не все ли равно, кто отец девушки. Главное, что они любят друг друга.
Заскрипела наружная дверь, в прихожей с грохотом покатились ведра, потом послышались тяжелые неверные шаги и свистящее дыхание. Кто-то нащупывал в темноте дверь в комнату.
— Накачался и пришел к шапочному разбору, — усмехнулся лодочный мастер.
Вдруг дверь распахнулась до отказа, ударив в стенку, и в комнату, шатаясь, ввалился незнакомый человек в спасательном жилете, с которого осыпались сосульки и капала вода.
Тут все вспомнили слова смотрителя маяка о судне, застрявшем в Белых скалах.
Незнакомец привалился спиной к стене, он с трудом глотал теплый комнатный воздух, словно это причиняло ему боль.
Первым пришел в себя пастор, и поднес к трясущимся губам пострадавшего бокал с виски. Несчастный попытался сделать глоток, но закоченевшие скулы не слушались, и напиток пролился на грудь. Потом незнакомец рухнул на скамью у стены, скорчился, его стала бить конвульсивная дрожь. Маре взяла со стола нож и разрезала тесемки спасательного жилета, остальные тоже бросились помогать, и скоро бедный моряк лежал на скамейке совершенно голый, напоминая утопленника, который неизвестно почему еще дышит. Лодочный мастер вылил ему на спину и на грудь бутылку лучшего виски, однако, пострадавший сделался еще более вялым, дыхание стало прерываться, на лице выступили фиолетовые пятна.
— Холодная кровь сейчас дойдет до сердца! — растерянно пробормотал смотритель маяка, глазами окинул комнату, и взгляд его остановился на невесте.
Ада побелела. Она все поняла.
— Иди! — услышала Ада голос матери. В нем не было ни жалости, ни мести, это был приказ.
Ада поднялась, лицо ее оставалось бледным, но было спокойно, лишь в глазах вспыхнула недавняя решимость укусить, выцарапать глаза всякому, кто помешает ей делать то, что следует сделать. Она оттолкнула стул и пошла, кто-то попытался удержать ее за рукав — то был Рейнс. Тонкое свадебное платье затрещало, обнажая розовое, живое и теплое плечо.
